Где ты?
Опять я иду на выставку. Это какой-то рок. Будто пытаюсь найти в них потерянную часть себя. Салоны вообще не моё. Но они меня тянут словно дикаря керосиновые лампы в краалях колонизаторов. Блестящие, яркие, пустые.
Был на «Флаконе» смотрел выставку «самый человечный президент». Что-то такое. Рядом Глюкоза, Тимати и группа «Фабрика» целовали путинские иконы. Нагано вроде не доехал. Я же как влюблённый маньяк спрашиваю у людей, зверей, икон, ветров и деревьев одно: «Где она?»
Верховный главнокомандующий, с присущим ему юмором, заметил с холста: «Она УТОНУЛА». И вытер слезу борзыми щенками или лабрадорами.
Молодёжь
Иду в Манеж на AES+F.
В бесконечном имперском ристалище свили гнездо ханкинские постмодернисты. Под потолками хищные орлы-гермафродиты. По мраморному полу гоняют чёрные дети на самокатах. Между белыми обелисками героев сериала три чёрных шатра – в каждом по кинотеатру. Затейливо. А в окнах багровеют кремлёвские стены.
В первом кинозале – видеопроекция Ад («Последние восстание»). О виртуальном мятеже подростков, привыкших воевать в компьютере. Речь то вообще не об этом. Да, молодёжь мутозит друг друга битами и шашками. В итоге подростки оказываются на ледяной горе в центре мира, наблюдая внизу ветряки, заводы, ракеты, которые они сами вверх запустили, свои дома и наверное самих себя.
Знакомы ли были создатели «Восстания» с мифом индейцев алибаму? В нём братья отправились в Ад за мёртвой сестрицей, тыкали в неё для пробуждения палками и плясали с такими же молодыми, да ранними танец смерти на Хрустальной Горе.
Это ведь не Ад никакой. Это всё светлое, что лежит внутри даже у самого гиблого человека. И только летящая под откос в фильме красная гусеница поезда накатывает и всасывает в свои гусеничные лопасти.
Под мостом
Толчок. Я стою, облокотившись на столб. Внизу идёт поезд, а сверху мост через очередное сатурново кольцо. Под мостом стоят и сидят бесы, курят и смеются. Считаю, что на «ненаших» нужно нападать первыми — наношу удар в лоб длинному старому бесу в сапогах. Молодой бес убегает и свистит. Третьего не помню. Со мной два спутника, они сзади остались. Бес достаёт из сапога длиннющий тесак и втыкает мне в живот. Поскольку он попадает ровно в ременную пряжку, то ножище просто отталкивает меня назад. Из-за окоёма летит бутылка и разбивается под ногами. Бес-свистун привёл выводок молодняка. Они в нескольких десятках метров. Старым бесом уже занялся мой друг – Игорь Туранцев – лидер русских Латвии и профессиональный боксёр.
Я разворачиваю к молодым и говорю второму товарищу: «Вова, идём к ним». Валяются бутылки – поднимаем и кидаем в толпу, они где-то бьются, в кого-то попадают, делаем «розочки». Через 30 метров на нас налетают с десяти сторон, через мгновение оба оказываемся на асфальте – один в позиции «черепахи», другой в позиции «раскинувшейся морской звезды». Претерпеваем. Внезапно по свистку беса несовершеннолетние снимаются и бегут. Всё как в замедленном фильме, скажем в «Последнем восстании». От начала похода к молодёжи прошла минута, а может быть день. Возвращаемся под мост, где Туранцев, скромно объясняя гражданину в сапогах, что «людей убивать нельзя», ломает ему челюсть, нос и много ещё чего.
Туранцев поражён нашим видом. Он думал, что всё это время мы стояли за его спиной. Голова Вовы, как окровавленный шар. У меня — только ссадины, да царапины. Понимай, как знаешь)
На траве блестит брошенный огромный людоедский нож. Ловим такси. Подходят новые молодые и пытаются объяснить, что «русские не должны драться с русскими». Этого уже я не выдерживаю – бью в соску. Парень проваливается в каике-то кусты, где я его долго ищу. Кладём в такси Вову и везём в травмпункт. Мёртвая звенящая тишина. Немая страна. Чёрная ночь.
Еду в такси и пытаюсь заговорить с тобой. Читаю вслух Твардовского «Я убит подо Ржевом». Машина переполнена подбитыми танками. Смерть ходит рядом и не видит меня. Почему так? Сколько я буду играть с ней в «орлянку»?
Чистилище
Выключаюсь. Включаюсь. Встаю и иду смотреть инсталляцию про «Чистилище» Allegoria Sacra.
В ахроматическом плаще, в котором уже этой ночью будет дыра от тесака, раскачиваюсь, как воскресший эсесовец. На меня летит мальчик на самокате в балахоне колора камня Каабы. Словно я уже умер, словно мой бог тоже давно умер. Добредаю до Аллегории – падаю в кресло.
Краем глаза любуюсь аэропортом замёрзших самолётов, куда попадают лечиться грешные души. Мне здесь самое место.
Помимо космополитической толпы зал ожидания Чистилища принимает и других пограничных персонажей: папуасов в ритуальных окрасах и инопланетных одинаковых женщин из летающих тарелок. Аэропорт трансформируется в остров, где граждане бьют, а потом гладят друг друга. Китайцы поют арии, эфиопы с кремневыми ружьями спят на коврах, папуасы обнимают небесных фрау. Кентавр баюкает малыша с хвостом жука, девочки близнецы играют с деревьями.
И однажды все самолёты уплывут через растаявшие льды вслед за красным драконом. Вся трилогия называется «The Liminal Space” (пороговое пространство). Но название больше подходит к Чистилищу, набитому «пороговыми» людьми-животными, туземцами и близнецами.
Скифы — сами пограничники, друзья мифических киноцефалов и ездовых петухов. Я на Аллегории, как рыба в воде.
Постмодерн ужасное, глупое, но понятное для нас-скифов «пограничное пространство». Уже не здесь, ещё не там. 100 лет назад наш дедушка-Блок мешал арийцев с монголами и Христа с революционными убийцами. Все во всём. Бесконечный калейдоскоп.
Волки
Плохо ли хорошо, но я так живу. Растянутый по амбулаторному вселенскому столу между Адом и Раем. В православии нет Чистилища. Может быть напрасно?
Вчера я начал объяснять тебе в метро, что из Ада есть выход. Все адские топографы это знают – от ледяных ног Сатаны, из сердца Смерти течет ручей – прямо в Чистилище. Туда ездят подземные электрички. В них спецвагоны, где вайнахи уступают места сумасшедшим влюблённым. Волки знают, что такое любовь. Волки любят до безумия луну, ветер, волчью славу, своих странных подруг. Волки понимают друг друга в таких ситуациях. Я тоже волк, загнанный в волчью яму мегаполиса.
Писатель Садулаев однажды прочёл мне целую этнографическую лекцию, что чеченцы жрут всех, а живут комплиментарно в одних сёлах только с тюрками – кумыками и ногайцами. Волки с волками.
Я поблагодарил вайнахского брата, волка-переярка, поднявшего по команде своих прибылых, ведь благодарность – единственное серебро этого мира. А ты улыбалась, улыбалась, улыбалась, как-будто ты всегда знаешь то, чего не знаю я.
Почтальон
Я объяснял тебе, где кончается Ад, глаза слепил подземный свет, а за колонной меня давно ждал Человек-с-головой-Филина, увязавшийся за нами с Триумфальной площади. Я не особенно хотел сегодня с ним общаться, он мне в прошлой жизни надоел.
Я поцеловал тебя и отправился принимать у Вестника дипломатическую почту с печатями Пресвитера Иоанна. Надпись всегда на них одна: на древнемонгольском языке арамейско-уйгурской каллиграфиией: «Печать владыки Человечества». До утра мы разбирали письма и документы в баре у Симонова монастыря.
Рай
А в третьем центровом зале Манежа крутили «Пир Тимхалиона» — расчудесный, гламурный стозвёздочный отель, подлинный рай для миллионов наших сограждан. Там медленный механический секс, морские виды, фитнес и гениальный сервис. На трёх экранах изысканной кино-юрты давали разные ракурсы одной картинки, а смотреть-лежать надо на утопающих в мраморе креслах-мешках.
Известно всем, что рай нагоняет на русского человека тоску. В раю русские люди стреляются и чахнут. А я просто уснул. Я очень устал за последний месяц.
Ангел
Во сне я пришёл в “Фаланстер” и в какой-то момент выключился. Перед этим я выпил на Винзаводе бутылку джина. Начался сон во сне. Я взял стул, прислонился к книжному шкафу и заснул. Меня разбудила девица, спросонья и спьяну я принял её за знакомую из Фейсбука и на автомате стал приглашать в галерею Триумф. Девица продолжала, что-то объяснять, в разговоре несколько раз прозвучало твоё имя.
Я подумал, что у меня началась белка и попросил Цветкова: «Лёша, ущипни меня». Этому всё по барабану – взял и ущипнул. Картинка не исчезла. Мне сурово и не ласково что-то вещала молодая ведьма с далёкого хутора, похожего на дом инициации или избушку Бабы Яги. Она же смотрела на меня мёртвыми и пустыми драконьими глазами. Я расстался с ней не так давно, и, как мне казалось, навсегда.
Я подумал, что я застрял в одном из уровней компьютерной игры, не могу найти ключ и выйти наверх, и вечно буду слоняться между одними и теми же в набившем оскомину лабиринте. Я встал и пошёл на воздух. Я выучил когда-то наизусть несколько трактатов Юнга о Тени. Как ей, управлять, как с ней договариваться, как её структурировать. А вот как сейчас её структурировать, когда Тень везде?
Вышел в Леонтьевский и дальше всё пошло по-есенински. Началась отложенная компенсация за годы кошмара. Я стал стрелять в людей, долбать автомобили, курочить дорожные знаки, уронил чугунный забор. Через какое-то время на лязг, грохот, крики и вой сигнализаций из стакана у украинского посольства вышел мент и навёл на меня автомат. Мент вёл себя несколько малахольно и с грустью смотрел на тот ужас, который я устроил на подведомственной ему территории. Я не собирался бежать и наблюдал мента, ожидая, когда он вызовет патруль или, например, пристрелит меня. Все в переулке куда-то делись или мне так показалось?
Неожиданно мент спокойно спросил: зачем я это делаю? Я рассказал ему всю свою жизнь, начиная с Рождения. Сообщение было, думаю, достаточно эмоциональным. Мент внимательно меня выслушал, а потом взял и сказал: «Идите и больше так не делайте». Это конечно не мент был. Ментов таких не бывает. Это был Ангел.
Гинтовт мог бы назвать его «Мишкой». Я совсем не помню его лица. Иногда мне кажется, что он был очень молод, иногда, что человек в возврасте. Я кивнул ему и, практически ничего не ломая, отправился скитаться на Арбат.
Генерал
На Старом Арбате в 4.00 меня окликнул Человек-с-лошадиной-головой. На шее его светил во тьме Карманкул – господин всех камней.
Он предложил мне поужинать (или позавтракать) в летнем кафе у памятника Окуджавы. Мне вообще было всё равно, хотя этот пассажир по своему рангу в Царстве Пресвитера Иоанна намного выше меня. Он спросил, как дела. Я был, как выжатый лимон, говорил тихо, отрывисто и всё, что думаю. О том, как они забросили меня в Страну Негодяев, где практически невозможно работать. Ресурсы от них идут годами, давно пора открыть в Москве банк и официальное посольство нашего Царства. А так мы — то ли шпионы, то ли фрики.
Человек-с-лошадиной-головой сказал, что всё так. Всё идёт сюда долго, ведь наша страна далека от Москвы, как другая планета. Обещал ускорить пересылку сюда гиацинтов, сапфиров, парфиров, изумрудов, сардоникса и яшмы. Для презентационных целей, так сказать.
Но нашёл он меня здесь для другого.
Гиппоцефал предложил посетить Америку с миссией. Там тоже есть люди, ожидающие Пресвитера Иоанна. Он был готов дать их адреса, фамилии, номера банковских карточек. Туда, куда стремятся подлецы всех стран. Из Страны Негодяев – в Страну Подлецов. Ведь Америка – это страна, где гуляют и пьют без закуски. Истинный русский Рай. Он торопил меня с ответом.
Я сказал, что я — скифский солдат. Америка, так Америка.
The End
Я проснулся опять в Манеже, надо мною кружились тени царских лошадей. Будто я провёл здесь несколько лет. Звонил очередной Чёрт-с –рогами. Спрашивал про загранпаспорт.
Есть ли у меня нормальные знакомые? Человеческие слишком человеческие? Думаю, что сейчас уже нет. Амбассадорская служба выжигает антропологические качества и знакомых кислотой.
Я – скифский мутант из The Liminal Space. Посол мудреца из далёкой Страны Оз. И на этой пороговой карте мира AES+F –не самая плохая страна.
Среди прочих несуществующих государств.
Ambassador of the Prestor John
В оформлении использованы работы AES+F: Татьяна Арзамасова, Лев Евзович, Евгений Святский и фотограф Владимир Фридкес
А также картины стилиста Движения «Новые Скифы» Вячеслава Ларионова
Релевантно:
День Амбассадора
Sergei
13 декабря 2012
Дочитал до конца. Восхищен, серьезно, мне очень понравился такой полет мысли. Вери гут!