Археологические комплексы ранних кочевников Тянь-Шаня

Памятники ранних кочевников Тянь-Шаня были впер­вые исследованы А. Н. Бернштамом в 1944 г., а затем в 1945, 1949 гг. (Бершптам, 1951; 1952) и продолжены А. К. Кибировым в 1953—1955 гг. (Кибиров, 1955; 1959). С 1956 г. здесь не проводилось планомерных работ, хотя некоторые разведочные маршруты предпринимались. В 1981 г. был организован Тянь-Шаньский археологический отряд Института истории Академии наук республики, под руководством К. И. Ташбаевой возобновивший работы в ре­гионе. За полевые сезоны 1981, 1983, 1984 гг. отрядом исследованы три могильника: Баския I, Баския II и Кеден (рис. 1—3). В них вскрыт 91 разновременный и разнотипный курган, 59 из них отнесены к периоду ранних кочев­ников (Ташбаева, 1983, 1985, 1985а, 1986), В данной статье предпринята попытка обобщить все имеющиеся материалы по культуре ранних кочевников Тянь-Шаня на период с 1944 по 1985 годы.

Погребальные сооружения и погребальный обряд. В це­лом в районе Внутреннего Тянь-Шаня в 29 курганных группах и могильниках вскрыто 144 кургана с захороне­ниями в грунтовых могилах: 16 — А. Н. Бернштамом, 69 — А. К. Кибировым, 59 — К. И. Ташбаевой. Работы А. Н. Бернштама и А. К. Кибирова носили рекогносциро­вочный характер, было вскрыто по одному, два или нес­колько курганов в каждой из групп. Поэтому о памятниках Тянь-Шаня, не только изучаемого времени, но и по другим периодам, мы имеем довольно общее представление. В этом плане несколько отличны наши работы последних лет, когда по возможности вскрывалась целиком вся группа или большая ее часть, что давало более полное представ­ление о каждом из комплексов и в целом о культуре ран­них кочевников Тянь-Шаня.

А. Н. Бернштам впервые посетив Тянь-Шань еще 8 1944—1945 гг., в результате разведочных работ выделил шесть типов насыпей: «I — прямоугольные выкладки из относительно крупных камней до 0,50 м в диаметре, раз­меры выкладок до 3 м; II — кольца из камней такого же размера, иногда с одним камнем в центре; III — концен­трические круги с эллипсовидным рисунком края могиль­ной ямы в центре, обозначенным выкладкой из камня; IV — эллипсоЕпдные могильные выкладки из камня малых размеров; V — плотная укладка камнем насыпи и выклад­ки вокруг насыпи, иногда в виде двух концентрических кругов, насыпь состоит из земли и щебня; VI — курганы с насыпью из земли и камня, высотой до 0,50 м» (Берн­штам, 1952, с. 24).

Последующими раскопками — А. К. Кибирова и наши­ми, сопровождавшимися разведочными маршрутами, при которых учитывались уже известные и обследовались новые памятники, типология, предложенная А. Н. Бернштамом, получила полное подтверждение и даже некоторые допол­нения.

Так, в 1981 г. в местности Жапырык нами был выявлен комплекс курганов очень своеобразной конструкции назем­ных частей, позволяющих говорить о сложных архитектур­ных особенностях курганных памятников ранних кочевни-ников Тянь-Шаня. Это очень большие земляные насыпи диаметром от 30 до 50 м, высотой 4—6 м и более, располо­женные в цепочку с С на Ю. Иногда насыпи имеют на по­верхности плотную панцирную обкладку из камней и тог­да в подошве эти курганы четырехугольной формы. Края оснований подошвы очень тщательно выложены крупными камнями. В 7,5—10 м от подошвы насыпи, повторяя ее округлый или прямоугольный контур, идут кладки-ограды шириной 2 м из двух рядов крупных валунов. С западной и восточной сторон они прерываются, образуя как-бы «вхо­ды». На расстоянии около 15—20 м от кладок оград кур­ганов, главным образом в западной части, расположены ритуальные кольцевые выкладки диаметром 1,5 м по 7—8 валунов в каждой. Иногда эти выкладки больших диамет­ров и включают больше валунов. Имеются случаи, когда кольцевые выкладки идут и с восточной стороны, но они меньших диаметров и из валунов меньших размеров (рис. 4—5).

Вокруг этих   больших курганов    располагались   более мелкие земляные курганы и каменные выкладки. Курганы эти обследованы «только внешне и пока трудно судить об их внутренних конструкциях, датировке и этнической при­надлежности погребенных в них. На территории Тянь-Шаня курганы подобной конструкции очень редки, но не единич­ны. А. К. Кибиров в свое время тоже отмечал наличие таких .курганов (Кибиров, 1959, с. 73, рис. 3, 2, с. 74). Он раскопал несколько мелких курганов, сопутствующих большим и находившимся внутри оград. Они не дали ни­какого материала (Кибиров, 1959, с. 74—75). Скорее все­го, такие округлые каменные выкладки, расположенные внутри оград, окружающие большие центральные курганы, являются ритуальными или же соподчиненными большим, чаще всего они безынвентарны.

Такие же курганы с кладками-оградами вокруг, но без кольцевых выкладок нами были обнаружены и в могиль­нике Кайнар-Булак также в Тянь-Шаньском районе. Кур­ганы эти находят близкие аналогии среди Берркаринских курганов ъ Казахстане и, вероятно, синхронны им (Бабанская, 1956, с. 189—206, рис. 1 и 2). Во всяком случае, рассмотрение топографических особенностей и деталей внешних признаков позволяет отнести их к рассматривае­мому времени. Это, возможно, подтверждается и наличие (в одном случае) рядом с кольцевыми выкладками боль­ших плит с выбитыми рисунками. Рисунки очень оригинальны и необычны как по сюжету, так и по стилю исполнения. Удивительно реалистично изображены на одной плите скачущий козел, на другой — степная лошадь, на третьей — стая водоплавающих итиц, на четвертой — лось — животное, совершенно не характерное для фауны не только высокогорного Тянь-Шаня, но и прилегающих низменных областей Средней Азии. Не останавливаясь на более подробном рассмотрении этих рисунков (так как они должны быть предметом отдельного исследования), отметим только, что можно с полной уверенностью говорить об их уникальности и отсутствии точных аналогий им среди мно­гочисленных памятников древней наскальной живописи, распространенных на широкой территории и, вероятно, об их ранней датировке.

В результате раскопок на могильнике Баския П, нами выявлен еще один тип насыпи, не отмеченный А. Н. Бернштамом для Тянь-Шаня, но широко распространенный в долине Кетмень-Тюбе. Это земляная насыпь почти без кам­ней на поверхности,   иногда высотой до 1,5—2 м ив этом случае с внутренними панцирными кладками в один или два приема (рис. 14).

В целом 144 кургана Тянь-Шаня можно классифициро­вать следующим образом: I тип — земляные насыпи без камней, в отдельных случаях с кольцевыми выкладка­ми — 25 курганов, или 17,3% ; II тип — земляные насыпи с незначительной каменной наброской на поверхности — 29, или 20%; III тип — земляные насыпи с плотной пан­цирной обкладкой на поверхности и иногда с кольцевыми выкладками — 12, или 8,3%; IV тип — каменно-земляные насыпи — 21, или 14,5%; V тип — каменные выкладки разных форм — 31, или 21,5% ; VI тип — каменные насы­пи с кольцевыми выкладками еокруг основания или же концентрическими кругами — 18, или 12,5%.

В одном могильнике часто встречаются два, три пли четыре типа насыпей, с преобладанием одного из них.

Тип могильного сооружения под всеми разновидностя­ми насыпей — только грунтовая могила овальной или пря­моугольной формы. Для курганов Тянь-Шаня характерна неглубокая, сравнительно узкая яма, нередко даже очень тесная для погребенного. По положению костей видно, что покойник лежал впритык к стенкам ямы, особенно в груд­ной части (рис. 9, 10, 12, 13).

Размеры могильных ям: длина — от 1,6 до 2,40 м, ши­рина — от 0,40 до 0_t80 м, глубина — от 0,30 до 0,80 м. Очень редко большие ямы были шириной до 1—1,30 м и глубиной до 1—2 м.

В направлении могильных ям преобладает ориентация с 3 на В — 50%, с С на Ю — 9%, с СЗ на ЮВ — 20%, с ЮЗнаСВ —9%.

В двух случаях каменные выкладки были кенотафами и не дали никаких следов захоронения. Могильные ямы были заполнены землей вперемежку с мелкими и крупны­ми камнями. Возможно, что большинство из них имели перекрытия из дерева, но не всегда следы их сохранились. Только в 7 случаях можно с уверенностью констатировать их наличие. Часть могил имела перекрытие из больших песчаных ллит (размеры их: 1,33X0,60; 1,05X0,75; 0,80X0,35, толщина 0,10—0,15 м). Плиты положены попе­рек ямы, от двух до шести штук над каждой (рис. 7, 8, 11, 12). Перекрытия из плит обнаружены- над 36 могилами. Иногда плиты приходились только на контур могилы, поэтому неясно, как они закреплялись над ямами. В атом случае интерес представляет могила кургана 44 могильника Аламышык. Могила сначала была перекрыта деревян­ными жердями, затем каменными плитами (Бернштам, 1952, с. 27). Возможно, что и в остальных случаях пользо­вались этим приемом.

Над некоторыми могилами под невысокой, чаще камен­ной наброской или каменными кольцами были каменные выкладки, повторяющие контуры могил. Иногда камни наблюдались по всей глубине ямы, до самого дна.

Каких-то закономерностей сочетания определенных типов наземных частей курганов с определенным типом пе­рекрытий не прослеживается. Так, деревянные и плиточ­ные перекрытия встречаются под земляными, иногда с пан­цирем, каменно-земляными и каменными насыпями. Но они имеются только над могилами, направленными с 3 на В, с отклонениями в ту или иную сторону, но ни в одном случае не встречены над ямами, ориентированными с С на Ю.

В могильнике Кеден, где нами  раскопано 44 кургана и где имеется цепочка из очень крупных 8 курганов, вытя­нутых с С на Ю, могилы с перекрытием из плит (их около 10) находились в центральной    части,    рядом с цепочкой больших курганов, располагались они компактно, иногда тоже цепочками из 3—4 курганов.    К сожалению мы не можем    судить о могильных сооружениях под большими насыпями из-за того, что они не подвергались раскопкам. Нам также не известны   топографические особенности мо­гильников, исследованных А. К. Кибировым.

Выше говорилось, что могильные £мы Тянь-Шаня отли­чаются узкими размерами. Для помещения погребального инвентаря, в частности глиняных сосудов, особенно нату­ральных размеров, в стене могильной ямы делались ниши. В рассматриваемых курганах ниши были зафиксированы в 23 случаях, обязательно в северной стене ямы. В них сосуды стояли близко друг к другу, порой чуть выступая в яму, а в отдельных случаях — даже на костях левой руки погребенного, что прослежено нами, например, на курганах могильника Кеден.   Ниши имелись в могилах как с деревянным или плиточным лерекрытием, так и без перекрытия и под любым из выявленных типов насыпей.

В 112 могилах из 144 обнаружены костяки погребенных разной степени сохранности. Превалирующее большинство (99) погребенных одиночные, из них лежали вытянуто, на спине, головой на 3 — 52, на СЗ — 20, на ЮЗ — 10, на С — 6, на СВ — 2, на Ю — 3. Очень часто отмечались слег­ка согнутые руки, правая или левая, и тогда кисть ее ле­жала на груди, животе или тазовых костях. Интересно положение погребенного в кургане 34 могильника Кеден: ноги были широко раскинуты, левая согнута в колене под острым углом к правой. А б кургане 44 того же могильни­ка погребенный лежал в «позе всадника» — ноги широко раскинуты, слегка согнуты в коленях. Трудно найти объяс­нения такому положению ног, но явно, что это не результат положения погребенного на спине с согнутыми в коленях ногами и впоследствии упавших таким образом. В послед­нем случае кости ног, особенно голени, были бы в ином положении.

В семи могилах обнаружены парные захоронения, в одном из них — два подростка, в остальных — оба взрос­лые, вероятно, мужчина и женщина. Все погребенные ле­жали в вытянутом положении, на спине. В четырех моги­лах — головой на 3, в одной — на СЗ, другой — на СВ, еще в одном случае — на _sC. Надо отметить, что в могильнике Кеден в отличие от других могильников при парных захо­ронениях не было сопровождающего инвентаря;

В одной могиле кургана 13 могильника Кара-Саз было захоронено 3 человека: женщина и ребенок на спине, в вытянутом положении, голоеой на 3, кости третьего сильно потревожены и пол не определен (Кибирог, 1959, с. 81—82). В трех случаях в раскопанных курганах Тянь-Шаня погребенные были в скорченном положении. Это два захо­ронения из могильника Аламышык — курганы 44 и 58 (Бернштам, 1952, с. 27, 29). Один костяк был хорошей сохранности, лежал на левом боку, в позе спящего, головой на 3; под головой была каменная «подушка». Еще одно скорченное погребение (?) открыто под насыпью кургана 14 могильника Кеден. В сравнительно небольшой яме скелет погребенного неопределенного возраста, головой ориенти­рован на СЗ, лицевая часть повернута к Ю. Правая рука согнута в локте и кисть лежала на животе. Череп погре­бенного очень массивный, с толстыми надбровными дуга­ми, массивной челюстью и затылочной частью, кости рук ног необычно короткие, с утолщениями. Создается впе­чатление, что костяк принадлежал человеку с сильными физическими отклонениями. К сожалению, при нем не было сопровождающего инвентаря и похоже, что это не результат ограбления.

Интересно отметить прослеженный нами в могильнике Кеден факт отсутствия в некоторых случаях черепов погребенных. Там, где погребения были нарушены и остат­ки скелетов были в сильном беспорядке, отсутствие и черепов не вызывало особых сомнений, так как не было и многих других костей (в 9 случаях). Но иногда скелеты погребен­ных находились в анатомическом порядке, а черепов при них не было (11 случаях). То же самое отмечено и в од­ном из парных погребений кургана 41, где отсутствовали оба черепа при целых костяках.

На данном этапе исследования мы не можем привести факту объяснения. Возможно, толчком к поискам отгадки этого послужит парное захоронение в кургане 37 могильника Кеден, где скелеты погребенных были в ана­томическом порядке, а черепа лежали на некотором рассто­ этому янии от них. При черепах обнаружено по 4—5 шейных позвонков, что наводит на мысль искусственного отделения черепов от костяка. Загадка сейчас во времени: когда это было сделано—при погребении или позже, во время ог­рабления.

Редко под головами погребенных лежали каменные «подушки» — в 6 случаях, да и *г& в 2 случаях их назна­чение в качестве «подушки» сомнительно, так как камни находились между костями голеней.

Сопровождающий инвентарь в погребениях Тянь-Шаня очень беден. Как и везде, основу его составляют глиняные сосуды — 78 случаев. В могилах находилось от 1 до 8 сосудов. Так в 27 могилах было по одному сосуду: чаще всего это горшки, но встречаются также чаши, миски или кубки. В 24 курганах найдено по 2 сосуда; в восьми курганах — по 3; в восьми же—по 4; в двух — по 5; в трех — по 6; и в одном — 8 сосудов. Типологическое сочетание самое разное. Но для могильника Кеден нередко наблюдалось сочетание одинаковых форм, т. е. в могилах было по два или три совершенно одинаковых по форме и размерам сосуда.

Все сосуды вылепленные вручную, станковых не встре­чено, ко имеются орнаментированные и крашенные формы.

Для курганов Тянь-Шаня примечательна п такая осо­бенность погребального обряда, как изготовление специаль­ных сосудов (ритуальных) для помещения в погребения. Они отличаются своими очень миниатюрными формами, хотя изготовлены часто грубо, небрежно, почти не обжигались.

В могилу клали кли только ритуальные сосуды, или только обычные натуральных размеров, почти никогда не сочетая их. Так, в кургане 16 могильника Кеден, вдоль ле­вого плеча погребенного стояли 4 таких ритуальных сосу­да: горшочек и три плоские чаши (плошки), две из них были вложены одна в другую (рис. 12). В кургане 44 най­дены 5 миниатюрных, почти одинаковых, крашеных со­суда.

Особенно выделяется могильник Баския I, причем не только среди курганов Тянь-Шаня, но и всей территории Кыргызстана. В 4 из 12 раскопанных здесь курганов най­дены сосуды (15 экз.) и железные ножи. Все сосуды этой керамической» коллекции были миниатюрных форм — типа стаканчиков или пиалушек, серого цвета, не обоженных. Стояли они не в яме или нише, а на краю могил или же на высоких приступках с северной стороны, по 3, 4 или 5 экз. Такое расположение сосудов не отмечено больше нигде на территории Кыргызстана, но известно в курганах Ферганы (Горбунова, 1962, с. 97).

Другой сопроводительный инвентарь очень малочислен. В основном это фрагменты железных ножей, редко целые формы, найденные в 21 могиле, часто рядом с сосудами. В двух случаях (из раскопок А. Н. Бернштама) найдены бронзовые ножи. Несколько многочисленнее предметы украшения. Так, найдено различных бусин из пасты, стек­ла, сердолика 145 экз.; несколько экземпляров серег, перстней, булавок единичны находки бронзовых проволоч­ных браслетов и костяных орнаментированных предметов (?); всего в 3 экз. обнаружены бронзовые зеркала и камен­ные сурьматаши. Из предметов бытовой утвари, кроме ке­рамических сосудов и ножей найдены 5 пряслиц и 1 камен­ный оселок. Предметы вооружения представлены только двумя наконечниками стрел: бронзовым и железным.

Значительная составная часть сопроводительного ин­вентаря курганов Тянь-Шаня — кости барана. Они найдены в 1/3 всех раскопанных курганов. Кости — исключительно крестец с двумя-тремя позвонками, часто в сочленении — находились рядом с сосудами или же в них (в основном в лыыих мисках). Это, можно сказать, одна из особенностей погребального обряда курганов Тянь-Шаня.

Бедность сопроводительного инвентаря в тяньшаньских рганах объясняется, с одной    стороны, вероятно,    более дательным»  ограблением, а с другой — вообще ограниченностью    числа   предметов,    положенных в погребения. Дажее наименее    нарушенные    погребения, с несколькими сосудами хорошей сохранности в нишах, кроме железных ножей ничего почти не содержали.   При этом надо учитывать,  что на Тянь-Шане   раскопкам подвергались   только мелкие курганы и каменные выкладки, тогда как большие «царские» курганы, часто расположенные цепочкой остались не учтенными.

Погребальный инвентарь.

 Керамика. Всего учтено 162 целых форм сосудов, из х 11 — из раскопок А. Н. Бернштама, около 100 — из скопок А. К. Кибирова и 51 — из раскопок К. И. Ташбаевой. Материалы А. Н. Бернштама и А. К. Кибирова в новном учтены по публикациям, поэтому трудно определить тип некоторых из них и они вошли в общий подсчет керамики без дробной классификации.

Вся керамика     Тянь-Шаня — вылепленная     вручную, станковой нет, хотя некоторые сосуды имеют форму станковых и изготовлены    очень   тщательно.   Однако все они лепились на матерчатом шаблоне и на внутренних стенках части их сохранились отпечатки ткани и следы затирки.    В типологической   обработке   керамической коллекции Тянь-Шаня принята такая  же методика, что, и для керамики Кетмень-Тюбе (Ташбаева, 1987, с. 6—8; Кожомбердиев, Ташбаева, 1982). Морфологические особенности и относительные  величины тянь-шаньской  керамики  оказались идентичными этим признакам керамики Кетмень-Тюбе. Вообще материалы Кетмень-Тюбе,   особенно керамика, взятые   за основу   типологии и являются эталонными для остальных материалов с территории Кыргызстана. В связи с этим описание типов сосудов здесь опущены и даны только числовые выражения выявленных типов.   Всего 25 типов, сгруппированных в 7 классов, (рис. 15).

Миски— 15 экз., или 9% всей керамики Тянь-Шаня представлены они только тремя типами   (2 экз. неопределенного   типа):     Тип Ml — 5 экз.,   тип. МП —5,     тип IV— 3 экз.

Чаши —43 экз., или 26,5%,    представлены теми же шами чаш, что и в Кетмень-Тюбе (3 экв, неопределенного типа): тип 41 — 10 экз., тип Ч II — 6, тип Ч Ш — 5,   тип Ч V — 2, тип Ч VI — 12 экз.

Горшки — 52 экз., или 32%, представлены теми же типами, что и в Кетмень-Тюбе     (13 экз. неопределенного типа):    тип Г I — 6 экз., тип Г II — 15, тип ГIII — 9, тип ГIV — 6, тип Г V — 1, тип Г VI — 2 экз.

Кувшины — 23 экз., или 14%, представлены также всеми типами кувшинов Кетмень-Тюбе, кроме К VII, куда вошли большие оригинальные кувшины Кетмень-Тюбе (3 экз. неопределенного типа): тип КI — 4 экз., тип К П — 7, тип К III — 1, тип К IV — 6, тип К V — 1, тип К VI — 1 экз.

Кружки — 2 экз.: тип Кр I — 1 экз., тип Кр. II — 1 экз.

Кубки — 5   экз.,     все однотипные  и  происходят из могильника Кеден,

Редкие   формы — в эту группу выделены   5 сосу­дов:

1. Сосуд с полусферической открытой формой тулова, с носиком-сливом с одной стороны и подковообразным на-лепом — с другой. Диаметр 26 см, высота 12,5 см (Кибиров, 1959, с 73, рис. 3, 3).   По форме тулова его можно было отнести к группе мисок, но наличие носика ^чи ручки, харак­терных для горшков,   выделило    его как редкую   форму. Подобные   миски ^или котловидные сосуды   встречаются в раннекочевнических курганах Семиречья, но они без носи­ков, а подковообразные налепы имеются часто с двух сто­рон.  (Максимова, 1972, с. 165, рис. 1, 4, 1975, с. 145, рис. 4,5).

2. Сосуд котловидной формы, с небольшим плоским дном, округлым туловом и двумя полукруглыми сплошны­ми горизонтальными ручками. Вероятно, между ручками был рожковый выступ, о чем можно судить по рисунку, но в тексте об этом не упоминается (Кибиров, 1959, с. 87, рис. 9,6).

3. Горшок с округло-уплощенным дном, которое в мес­те перехода к тулову образует острое ребро. Стенки тулова после   ребра плавно   прогибаются вовнутрь, затем слегка расширяются к устью. На боку сохранились следы от вер­тикальной ручки (Кибиров, 1959, с. 83, рис. Г, Г.).

4. Горшок с формой тулова в нижней части близкой к предыдущему сосуду. У него округлое дно и вогнутые стен­ки тулова из-за чего образуется ребро. Стенки тулова низкие, чашевидной формы, венчик не сохранился, ручка от­ломана (кург. 23, могильника Кеден, рис. 15, 17).

5. Сосуд чайникообразной формы (кург. 20 могильника Кеден). У него небольшое плоское дно, биконической фор­мы тулово с острым ребром посередине. Узкое горло бее венчика и носик-слив с одной стороны. Сосуд ‘без ручки, хотя она напрашивается для такой формы (рис. 15, 33). Можно предположить, что у него было высокое узкое гор­ло, которое могло заменить в данном случае ручку или же ручка могла находиться на горловине. Во всяком случае, венчика нет и край горла с ровным изломом. Сосуд орна­ментирован. Орнамент расположен в верхней части, парал­лельно горловине, в виде двух горизонтальных линий, рас­ширяющихся к носику и заштрихованных вертикальными длинными насечками. Орнамент состоит как бы из двух половин, отделенных с одной стороны носиком, с другой, противоположной, — тремя вертикальными линиями. Ор­намент был нанесен еще до обжига, затем сосуд обожжен и орнамент закрашен вместе со всей поверхностью красно-оранжевой краской.

В коллекции Тянь-Шаньской керамики нами выделена еще одна группа сосудов — ритуальные. Это миниатюрных размеров сосуды разных форм (рис. 15, 35—45). Изготов­лены они часто грубо, спешно, на них следы вмятин от пальцев, они почти не обжигались. Видимо, эти сосуды из­готавливались специально для помещения их в погребения. . Ритуальных сосудов 17 экз., или 10,5,%. 3 из них напо­минают, миски II типа, только очень мелкие, как плошки, высота их 2,6—3 см, диаметр устья 9,4—10 см (рис. 15, 39—40). Все три были в одной яме кург. 16 могильника Кеден. Две из них были положены одна в другую. С ними же был сосудик типа глубокой чашечки, но тоже такого же качества изготовления. 2 чашечки полусферической формы,- высотой- 3,5—4 см, диаметром 7,8—8 см (рис. 15, 35, 36). 3 чашечки по форме близки цилиндрическим ча­шам II типа: высота их 5—6,5 см, диаметр устья 7,5—9 см (рис. 15, 37, 38). 5 сосудиков бокаловидных форм типа IV или же маленьких стаканчиков, высота их 5,5—6,5 см, диаметр-устья 4,5—5 см (рис. 15, 41—43). 3 сосуда нес­колько необычной формы (рис. 15, 44, 45). Они плоскодон-ны, стенки тулова сужаются кверху и заканчиваются пря­мым краем, так что диаметр дна их больше диаметра туло­ва или устья. Высота их 5—7 см, диаметр устья 5,8—8 см, диаметр дна 7—9 см, Надо отметить, что 13 экз. этих сосудов происходит из могильника Баския I, где из 12 раскопанных курганов в цепочке, только один (последний в цепочке) содержал вмес­те с миниатюрной керамику натуральных размеров. В остальных же были эти маленькие сосудики, по 4—5 экз. в могильной яме. Сюда же можно отнести и часть малень­ких чаш, которые мы выделили в VI тип. Но порой трудно отделить миниатюрные сосудики, использовавшиеся в быту как косметические или по другому назначению, от специ­ально изготовленных, ритуальных. В группу ритуальных мы отнесли сосуды, явно изготовленные для погребального обряда.

Крашеная и орнаментированная керами­ка. В керамике Тянь-Шаня наблюдается также некоторое разнообразие в характере покрытия поверхности сосудов и их орнаментации, хотя здесь пока не встречена расписная посуда. О наличии чернолощеной керамики нет возможнос­ти говорить с твердой уверенностью, хотя и имеются неко­торые сосуды с незначительными следами, похожими на остатки черного лощения.

Крашеные сосуды представлены 10 экз. (6,1%), все они происходят из могильника Кеден. Возможно они былн и среди керамики из раскопок предыдущих авторов, но не стали объектом их внимания.

Крашеная посуда представлена следующими формами: 2 миски II и IV типа, I из них тазовидной формы IV типа, окрашена с внутренней и наружной поверхностей кармин-ночриолетовой краской; 5 чаш — одна V типа со следами красной краски, 4 чаши VI типа окрашены карминно-фио-летовой краской. 2 кубка — I окрашен кармйнно-фиолето-вой, а другой — красной краской.

К группе крашеной керамики относится и описанный выше чайниксобразной формы сосуд. Он также и орнамен­тирован.

Из другой орнаментированной керамики нам известен горшок из кург. 6 могильника Ортотокой из раскопок А. К. Кибирова (Кибиров, 1959, с. 71, рис. 2, 1). На нем прочерчены треугольники, построенные на горизонтальной линии. Внутреннее пространство треугольников заполнено точечными вдавлениями. Такие же точки идут и парал­лельно горизонтальной линии. Сосуд с подобной орнамента­цией известен и в Кетмень-Тюбе (Кожомбердиев, Ташбаева, 1982, с. 45, рис. 24, 6).

В кург. 5 могильника Кеден найден плоскодонный кувшин, 6 вытянутым туловом и узкой высокой горловиной, который мы условно отнесли к III типу. Тулово его укра­шено прочерченными вертикальными линиями, заключен­ными между двумя горизонтальными линиями: одной — опоясывающей основание горловины, другой — идущей па­раллельно дну. Расстояние между вертикальными линиями 1,5—1,8 см. Горловина сосуда свободна от орнамента (рис. 15, 34).

Орнаментация этого сосуда несколько необычна и не находит аналогий среди многочисленной керамики времени ранних кочевников на большой территории. Хотя подоб­ный мотив прочерченного орнамента (вертикальные линии между двумя горизонтальными) есть среди керамики Иссык-Куля (таким орнаментом, но покрывающим горло­вину украшен кувшин из могильника Джергес (Бернштам, 1952, с. 62, рис. 27,1).

Надо отметить, что вся пока немногочисленная орна­ментированная посуда Тянь-Шаня отличается своеобразием как технического исполнения, так и мотивом орнамента, прямые аналогии ей трудно привести.

Например, керамика Иссык-Куля — территории тесно примыкающей к рассматриваемому району, идентична ос­новной массе керамики Тянь-Шаня, хотя, как отмечал А. Н. Бернштам, она более высокого качества изготовления и представлена только мисками и кувшинами. Но неболь­шое число раскопанных здесь памятников не позволяет судить о своеобразии вообще иссык-кульской керамики. Мы хотим обратить внимание на орнаментированную посуду. Кроме упомянутого выше кувшина в могильнике Джергес найден другой кувшин, по форме очень близкий к алтай­скому, а еще шире — к южно-сибирскому типу. Тулово его украшено прочерченным своеобразным орнаментом в виде горизонтальней линии и параллельного точечного ряда, идущего по тулову, и двух вертикальных таких же линий по двум противоположным сторонам, поднимающихся от горизонтальной линии к устью, с одной стороны захваты­вающей ручку сосуда (Бернштам, 1952, с. 58, 61, рис. 27, 2, с. 62, рис. 28). А. Н. Бернштам .считал, что это подражание кожаным прошивным изделиям. Во всяком случае, это ред­кий мотив орнаментации, и ему нет прямых аналогий.

В целом надо отметить, что вся коллекция тянь-шань-ской керамики, за исключением нескольких сосудов, отли­чается небольшими размерами. Это прослеживается не только по комплексу керамики из наших   раскопок, но и из раскопок А. Н. Бернштама и А. К. Кибирова, где боль­шая часть сосудов — миниатюрные. Даже кувшины, сохра­няя распространенные формы, отличаются почти одина­ковыми маленькими размерами. То же можно сказать и о горшках, часть которых, вероятно, можно было отнести и к кружкам. В керамике Кетмень-Тюбе тоже имеются сосу­ды маленьких размеров, например, кружки, большая часть которых происходит из могильника Джаныш-Булак.

Предметы вооружения — пока редкая категория вещей сопроводительного инвентаря для памятников Тянь-Шаня (видимо, из-за рекогносцировочного характера проведенных здесь работ, в связи с чем вскрыты только мелкие курга­ны). Представлены они только двумя наконечниками стрел — бронзовым и железным. Железный наконечник плохой сохранности, фрагментарный. Бронзовый — втульчатый, трехгранный, с опущенными вниз шипами, втулка скрытая, общая длина его 2,9 см (кург. 29 могильника Баския II, рис. 16,6).

Украшения и предметы туалета.

1. Бусы — около 145 экз.  Бусины из сердолика, дру­гих камней, пасты, стекловидной массы, различных форм и размеров:  округлые, цилиндрические, плоские,   конусо­видные, бипирамидальные и т. д. В публикациях нет более подробных их описаний,   поэтому приводятся только суммарные сведения о ник. Интересно отметить три бусины из наших раскопок (могильник Кеден, кург. 4 и 13). Они поч­ти цилиндрической формы из красно-розового сердолика, с белой гравировкой-инкрустацией.    Одна бусина с грави­ровкой-инкрустацией зигзагообразной формы,    другая — с тремя параллельными элипсоидальными полосами под углом к продольному    каналу бусины,     третья — крупная бусина, длиной 4,2 см с поперечными опоясывающими па­раллельными полосами (рис. 16, 7).
2. Серьги — 7 экз.    Для трех из них   определяется тип — незамкнутое   кольцо-дужка из гнутой проволоки и маленькая  петля-подвеска.   Остальные,  возможно,  такого же типа. Одна серьга из золотой проволоки (кург. 13,  мо­гильника Кеден, рис. 16,11),   остальные шесть — из брон­зовой.
3. Перстни — 3 экз. Бронзовые,  из плоской прово­локи-кольца с ромбовидным щитком б одном случае и ок­руглым щитком в двух других. Диаметр колец 2,1—2,2 см.
4. Браслеты — 3  экз.      Бронзовые,     проволочные, круглые в сечении, в одном случае с несомкнутыми, далеко отстоящими концами, в двух других — с заходящими друг за друга концами. Диаметр их б—7,5 см (кург. 10, могильник Каракуджур, кург. 3 могильника Алыш).-
5. Булавки  и   проколки — 10 экз. В виде длин­ных заостренных стерженьков, иногда с рифлением, с утол­щенной или шаровидной головкой.    Длина от 5 до 15 см. 8 бронзовых, 2 железные. В одном случае бронзовый стер­жень украшен листовой золотой обкладкой. А в другом — бронзовый рифленный стержень длиной 25 см. Интересна булавка из кург. 42 могильника Карабулун:  она с навершием в виде трезубца с утолщенными шаровидными голов­ками (Кибирев, 1959, с. 73, рис. 3, 7).
6. Бляшки — 12 экз. Маленькие, диаметром 0,5—0,6 см,   квадратной или круглой формы,    с загнутыми слегка краями и с отверстиями  для закрепления.    10 из них — бронзовые, две — золотые, но на бронзовой основе. Видимо, служили для украшения одежды.
7. 3еркала — 3 экз. Бронзовые, двух типов: I тип — плоский гладкий диск с боковой ручкой, т. е. I отдел I тип по Б. А. Литвикскому  (кург. 42 и 43 могильника Карабу­лун). II тип — плоский диск с ручкой петелькой на обратной стороне,   т. е.  Ш отдел I тип по   Б. А.   Литвинскому (Литвинский, 1978, с. 75—98).    Ручка петелька сделана в виде стилизованной фигуры зверя. Диаметр его 8 см (кург. — 24 могильника Джаркимбай).

8.    Сурьматаши — 4 экз.   Каменные, разнотипные: 1) трехгранный в верхней части и заостренный книзу, дли­ на 10,5 см, наибольшая ширина грани 1,8 см; 2) округлый в сечении, длиной 9,5 см;    3) четырехгранный в верхней части и заостренный книзу, длиной 9,2 см, с шириной гра­ни 1 см (рис. 16, 10); 4) прямоугольный в сечении с округ­лыми краями, заостренный книзу, длина 5,7 см (рис. 16, 5). Все с отверстиями в широкой верхней части.

Предметы бытовой утвари.

1. Ножи — 25 экз. Два из них бронзовые, осталь­ные железные. Бронзовые ножи двух типов: I — с тупой слегка изогнутой спинкой и с кольцевым навершием, длина ножа 15,5 см. 2 — с тупой спинкой, но рукоять не выде­лена, длина ножа 11 см (на лезвие приходится 8, на чере­нок 3 см). Все железные ножи в основном фрагментарны, сильно окислены, что затрудняет точное определение их формы;

2. Оселок — каменный,    длиной    14 см,    шириной 4,5 см, с отверстием в верхней части, из кург. 44 могильника Аламышык, т. е. найден вместе с бронзовым ножом с кольцевидным навершием (Бернштам, 1952, с. 27, 29, 31, рис.  12, 2).

3. Пряслица — 5 экз. Почти все однотипны, камен­ные, в виде плоского диска круглой формы, с отверстием посередине, диаметром 3—4 см, толщиной 0,5—1,3 см. (рис. 16, 9).

Предметы конского снаряжения   (случайные находки).

1. Удила — бронзовые, стремячковидные, с дыркой в основании стремячка,    сохранилась только одна половина (рис. 16, 4). Пряжки  подпружные — бронзовые, одна пара, овально-сердцевидной формы, с трапециевидной рамкой и с небольшими отверстиями на рамке для продевания рем­ня. На одной пряжке имеется неподвижный язычок-кнопка (рис. 16, 1, 2).
2. Бляха — бронзовая,     уплощенно-полусферическая, с остатком стержня на обороте, видимо от петли,   диаметр 6,5 м. (рис. 16, 3).

Предметы культового назначения.

Жертвенный стол (находка случайная), бронзовый, пря­моугольный, размерами 50X60 см, высотой бортов 6—6,5 см. Борта стола украшены 22 фигурами хищников (тиг­ров?), из которых сохранилось 16. Фигуры даны в спокой­ной, «шествующей» позе. Лапы массивные. Длинные хвос­ты загнуты колечком. Головы крупные, уши прижаты. Размеры фигур: высота 4 см, длина 7 см. С двух длинных сторон в край стола вклепаны ручки, тоже массивные, по­лукруглой формы. Снизу по углам сохранились следы от четырех ножек (Каталог, № 37).

Таким образом, погребальный инвентарь из могильни­ков Тянь-Шаня немногочислен, за исключением керамики. Но и керамическая коллекция сравнительно невелика здесь, если учесть количество раскопанных курганов и ко­личество сосудов в отдельных из них 3—5 экз. В целом она представлена почти всеми типами лепной керамики Кетмень-Тюбе.

Других предметов сопроводительного инвентаря, как мы проследили, совсем немного, а предметов, дающих датиров­ки, и того меньше. Из предметов вооружения только один наконечник стрелы может быть датирован и отнесен ко времени не ранее V в. до н. э., скорее всего — конец V—IV вв. до н. э. (с учетом его небольшого размера). В среднеазиатской археологии принято считать,    что такой тип наконечников стрел — втульчатый, трехгранный — по­является в VI в. до н. э. и бытует до IV—III вв. до н. э. (Акишев, 1963, с. 119—120; Медведская, 1972, с. 81, и др.)

Б. А. Литвинский, классифицируя среднеазиатские зеркала, два зеркала I типа из могильника Карабулун от­нес к V—III вв. до н. э. (Литвинский, 1978, с. 75—77). А. Н. Бернштам зеркало из Джаркимбая, II типа, датиро­вал IV—III вв. до н. э. Б. А. Литвинский склонен был от­нести его к III—II вв. до н. э., ко не совсем убедительно (Бернштам, 1952, с. 40; Литвинский, 1978, с. 92—93). А. Н. Бернштам два бронзовых ножа из своих раскопок датировал VI—V вв. до н. э. (Бернштам, 1952, с. 31—34). Эти датировки остаются в силе по сей день.

Очень интересна группа бронзовых предметов конского снаряжения. Они были найдены случайно в районе Нары-на.   Более точное их местонахождение, время и авторство находок не известны. Об этих довольно интересных и цен­ных находках имеется лишь краткое упоминание в одной из статей А. Н. Бернпггама, они получили также отраже­ние в сводной таблице   в   другой   его работе    (Бернштам, 1949, с. 355;  1950, табл. ХСУ, 42, 43, 44) без сведений об обстоятельствах обнаружения и.более подробной их интер­претации. Вслед за этим, похоже, они выпали из поля зрения исследователей.    Эти беспаспортные вещи совершенно случайно    вторично были   обнаружены, в старых  фондах Кыргызского    государственного     истерического   музея  в г. Бишкеке ¹ и привлекли наше внимание. .   .В сводной таблице    А. Н. Бернштам указывает только удила и пару   подлружных пряжек,    но в фондах   музея вместе с ними    находились еще две   бляхи и сурьматаш. Одна из блях явно не из згой серии вещей, поэтому мы ее здесь не коснулись. А. Н. Бернштам датировал эти пред­меты VIII—VI вв. до н. э. (Бернштам, 1950, табл. ХСУ, 42, 43, 44).Как известно, удила со стремячковидными окончания­ми и с отверстиями, как наш экземпляр, широко известны (Кадырбаев, 1966, с. 316, рис. 7,3, с. 323, рис. 15,7, с. 332, рис. 26, 7; Вишневская, 1973, табл. IX, 19; Бернштам, 1952, с. 298, рис. 128, 8, с. 299, рис. 129; Грязнов, 1956, рис. 3,12 и др.) и датируются сейчас VIII—VII вв. до_;н. э. в VI в. до н. э. они уже заменяются другими типами (Грязнов, 1983, с. 3—18; Марсадолов, 1985, с. 12—13; Боковенко, 1981, с. 55—56; он же, 1986, с. 18).

Пряжки подпружные, желобчатые также имеют широ­кий круг аналогий по всей евразийской степи. Исследова­тели уже отмечали, что районами их наибольшего рас­пространения являются Казахстан, Алтай, Южная Сибирь (Андрианов, 1916, с. 26, 17; Бернштам, 1952, с. 298—299; Грязнов, 1956, с. 11; Руденко, 1960, табл. XXXIX, 4, 5, табл. XI, 4, 5, табл. I XIV, 4; Завитухина, 1961, с. 103—106; она же, 1966, с. 62—63; Полторацкая, 1966, с. 84, рис. 4, 6; Кадырбаев, 1966, с. 317, 330, 332, 334; Вишневская, 1973, с. 106—107, табл. 1, 4, 5, табл. II, 8, табл. VIII, 8, 9, табл. XVII, 5, 6, табл. XVIII, 35, 36, и др.), где они бытовали как в раннее, так и развитое скифо-сакское время претерпевая небольшие изменения (Марса­долов, 1985, с. 12, рис. 1).

Однако крупный размер наших пряжек и форма шпень­ка-кнопки позволяют отнести их к ранним экземплярам. Таким образом, если допустить, что все четыре предмета были найдены в одном месте и составляют один комплекс, что очень вероятно, тем более, что все они являются при­надлежностями конского снаряжения, то допустимая дата для них — конец VIII—VII вв. до н. э., и это самый ранний комплекс вещей для территории Тянь-Шаня.

Очень интересен и жертвенный стол, украшенный фи­гурами животных. Он датирован VI—Ш вв. до н. э. (Абетеков, Шер, 1975, с. 548—549; Каталог, N° 37). Хотя и массивно, но реалистично выполненные фигуры зверей кроме эстетического, несомненно, имеют ритуальное значе­ние. На эту функцию подобных композиций на жертвен­никах, светильниках и котлах указывал еще А. Н. Берн­штам, рассматривая целую серию таких культовых пред­метов с Иссык-Куля (Бернштам, 1952, с. 48—49). Жертвен­ных столов, бронзовых, массивных из района Иссык-Куля и Семиречья в целом известно немало. Среди них очень интересны экземпляры, ножки которых изготовлены в ви­де стилизованных лап зверей или человеческих (женских) фигур. Нарынский же жертвенник по форме и композиции украшения очень близок известному алма-атинскому алта­рю, также украшенному 22 фигурами крылатых зверей.

Эти жертвенники являются, кроме того, прекрасными образцами прикладного искусства ранних кочевников, о котором, мы к сожалению,   мож«м судить пока только по единичным предметам. Так, кроме жертвенника, отсюда известна небольшая золотая бляшка с изображением яка но о ней имеется только краткое упоминание (История Киргизской ССР, 1984, с. 153). Но и эти единичные пред­меты указывают на то, что район Внутреннего Тянь-Шаня также входил в круг территорий распространения искусст­ва «звериного» стиля в скифо-сакское время.

Подводя некоторые итоги, еще раз отметим, что памят­ники Тянь-Шаня по своим топографическим и конструк­тивным особенностям наземных частей насыпей курганов, а также внутримогильному устройству в целом близки раннекочевническим памятникам Кетмень-Тюбе, Таласа, Иссык-Куля, Чуйской долины. Обряд погребения в курга­нах Тянь-Шаня также идентичен обряду в сакских курга­нах соседних территорий: захоронения совершены в грун­товых могилах, ориентированных по линии 3—В. Ямы имели перекрытия из дерева или каменных плит. Часто в северных стенках могил были ниши для помещения инвен­таря. Положение и ориентация погребенных и место поме­щения инвентаря не претерпело никаких изменений.

А. К. Кибиров все исследованные им памятники с за­хоронениями в грунтовых могилах за отсутствием твердо датирующих предметов и по аналогии с буранинско-чельпекскими курганами и в значительной степени на основании письменных источников отнес к памятникам усукей и датировал их очень широко: от III вудо н. э. до V—VI вв. н. э. (Кибиров, 1959, с. 103—112). /Сейчас есть тенденция относить буранинские курганы к FV в. до н. э. и вместе с чельпекскими интерпретировать как сакские, отражающие разные етапы единой культуры (Заднепровский, Кожомбер-диев, 1984, с. 159—164; Заднепровский, 1971, с. 27—31). А. К. Кибиров также отмечал сходство могил с пере­крытием из каменных плит из своих раскопок с погребе­ниями IV—III вв. до н. э., исследованными А. Н. Берншта-мом, но считал этот признак результатом преемственнос­ти двух культур (Ккбиров, 1959, с. 105).

Между тем, единый по всем своим составным частям комплекс погребений относить к двум разным культурам, кажется, нет никаких оснований. Например, курганы с перекрытием из каменных плит были исследованы и в дру­гих районах, в частности, в могильнике Джель-Арык в Чуйской долине, также содержащие в основном керамичес­кие сосуды, правда, более архаического типа, датирован­ные раннесакским временем (Мокрынин, 1982, с. 39—41). Могилы с перекрытием из каменных плит могильника Кеден ничем не отличались от могил без такового или же имеющих деревянное перекрытие. В нескольких таких мо­гилах с каменным перекрытием были найдены сердолико­вые бусы, инкрустированные белой пастой, характерной обычно для сакских погребений (Литвинский, 1972, с. 78—82, табл. 28, 1, 2, 10). Наличие перекрытий из ка­менных плит здесь объясняется наличием этого материала в природе. Так, часто такое перекрытие имели могилы, которые располагались на широких террасах, где можно наблюдать значительные выходы каменных пород на по­верхности.

Керамические комплексы в тех и других захоронениях идентичны между собой. В целом же керамическая кол­лекция Тянь-Шаня очень близка к группе лепных сосудов из сакских курганов Кетмень-Тюбе и Семиречья. Наличие своеобразных форм керамики и орнаментации сосудов, видимо, должно отражать не хронологические, а локальные особенности региона. Этим, вероятно, объясняется н огра­ниченное количество погребального инвентаря, представ­ленного в основном керамикой.

Заслуживают внимания и результаты антропологичес­кого анализа краниологического материала, в соответствии с которыми серия так называемых усуньских черепов Тянь-Шаня по своим .характеристикам очень близка к сакским черепам. Эти результаты свидетельствуют, что на­селение, относимое к усуньскому времени было по рассо-вому типу европеоидным с малой долей монголоидной при­меси, как и население сакского времени Тянь-Шаня (Гинзбург, 1954, с. 356—362; Миклашевская, 1959, с. 296—299;  Гинзбург, Трофимова, 1972, с. 132—150).

Таким образом, отнесение одних и тех же памятников к двум разным культурам и двум разным этносам непра­вомерно. Рассмотренные памятники Тянь-Шаня в основном синхронны с сакскими памятниками Кетмень-Тюбе и дру­гих районов Кыргызстана. Возможно, большая часть из них относится к позднему этапу времени ранних кочевни­ков, но той же единой культурной общности, что и другие памятники саков.

А. Н. Бернштам считал, что скорченные погребения могильника Аламышик. и андроновский тип погребенных результат влияния северных сакских элементов из Казах­стана и Алтая (Бернштам, 1952, с. 33). Видимо на Тянь-Шане проживали   этнически разные   группы. населения в рамках одной огромной этнической общности. Культурно-экономические связи их больше тяготели к северному нап­равлению, в районы Семиречья Горного Алтая, Южной Сибири. О существовании связи с Ферганой пока трудно судить, так как конкретных свидетельств этому мы не на­ходим, но с другой стороны, соседнее географическое рас­положение их предполагает существование такой связи, но возможно влияния были не значительными. В этом плане уместно вспомнить обряд положения сосудов на краю мо­гильных ям в могильнике Баския I, встречающийся и в памятниках Ферганы.

Все сказанное позволяет полагать, что эти многочислен­ные, пока плохо датированные курганы с грунтовыми могилами, скорее всего, оставлены местными племенами скотоводов.

В 1988 и 1989 гг. в могильнике Кеден нами были раскопаны еще около 30 курганов, в том числе и 8 больших — «царского» типа, давших совершенно новый тип захоронения для территории Кыргыз­стана. Захоронения в них были совершены в просторных деревянных срубах с очень интересным инвентарем, близким инвентарю из из­вестного кургана «Иссык» (такие нее золотые нашивные бляшки на одежду и др.).

ЛИТЕРАТУРА

1. Абетеков А. К., Шер Я. А.  1976. Раскопки  в  ущелье ИссыкАта // Археологические открытия 1974 года. — М., С.  547—549.
2. Акишев К. А., Кушаев Г. А. 1963. Древняя культура саков и усуней долины реки Или. — Алма-Ата:    Изд-во АН Каз.ССР.    320 с.
3. Андрианов А. В. 1916. К археологии Западного Алтая//ИАК. Вып. 62.
4. Бабанская Г. Г.   1956, Берккаринский могильник (К некоторым итогам изучения памятника) // ТИИАЭ. АН Каз.ССР. Т. 1. — Алма-Ата.»-С. 189—206.
5. Бернштам А. Н.  1949.     Основные этапы истории  и  культуры Семиречья и Тянь-Шаня//СА. XI. С. 337-/384.
6. Бернштам А. Н.  1950,  Труды Семиреченской  археологической экспедиции.   «Чуйская долина» // МИА.   14. — М. — Л.,   254   с.
7. Бернштам А. Н.    1951.    Древний    Тянь-Шань // КСИИМК. 38. С. 140—144.
8. Бернштам А. Н.    1952.   Историко-археологические очерки Цен­трального   Тянь-Шаня и Памиро-Алая // МИА.    26. — М. — Л.,  346 с.
9. Боковенко Н. А.    1981.   Динамика развития конской сбруи в скифское время на Алтае (К проблеме цикличности инноваций). // Преемственность     и     инновации    в    развитии    древних     культур. — Л. С. 55—57.

10. Боковенко Н. А.  1986. Начальный этап культуры ранних  ко­чевников  Саяно-Алтая // Автореферат  дисс…   канд.  ист.  наук. — Л. — 24 с.

11. Вишневская О. А. 1973.    Культура сакских    племен низоаьев Сыр-Дарьи в VII—V вв. до н. э. — М. — 159 с.

12. Гинзбург В. В.  1954.     Древнее население Центрального  Тянь-Шаня и Алая по антропологическим данным (I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.) // ТИЭ АН СССР. Т. XXI. — М. — С. 354—382.

13. Гинзбург В. В.,    Трофимова Т. А.    1972.    Палеоантропология Средней Азии. — М. — 372 с.

14. Горбунова Н. Г. 1962. К истории Ферганы в эпоху раннего же­леза // СА. 4.— С. 37—48.

15. Грязное М. П. 1956.  Северный Казахстан в  эпоху  ранних  ко­чевников // КСИИМК.  Вып.  61. — С.  7—16.

16. Грязное М. П. 1983. Начальная фаза развития скифо-сибирских культур // Археология Южной Сибири. Вып. 12. — Кемерово. С. 3—18.

17. Завитухина М, П. 1961. Могильник времени ранних кочевников близ г. Бийска // АСГЭ.  3. — Л. — С. 89—108.

18. Завитухина М. П. 1966. Курганы у села Быстрянского в Алтай­ ском крае (По раскопкам С. М. Сергеева в 1930 г.) // АСГЭ. 8. — Л. — С. 60—77.

19. Заднепровский Ю.  Л.     1971.   Об этнической   принадлежности памятников кочевников Семиречья усуньского периода II в. до н. э. —  V в. н. э. // СНВ. Вып. 10. — М., — С. 27—36.

20.     Заднепровский Ю. А., Кожомбердиев И. К. 1984. Кочевники в VI в.  до н. э. — середине   VI  в.  н. э. // История    Киргизской ССР.   С древнейших времен до середины XIX в. Т. I — Фрунзе: Кыргызстан. — С. 144—177.

21. История Киргизской ССР.   С древнейших   времен   до   середины XIX в. Т. I — Фрунзе: Кыргызстан. — 798 с.

22. Кадырбаев М. К. 1966.    Памятники тасмолинской культуры // Древняя   культура    Центрального    Казахстана. — Алма-Ата:    Наука. С. 303—428.

23. Кибиров А. К. 1955. О работе Тянь-Шаньского археологическо­ го отряда Киргизской комплексной экспедиции (Предварительные ито­ ги) // Первая      научная    сессия       АН    Киргизской    ССР. — Фрунзе, С. 441—449.

24. Кибиров А. К. 1959.    Археологические работы в Центральном Тянь-Шане (1953—1955).//ТКАЭЭ.  Т.  П. — М. — С.  63—138.

25. Кожомбердиев И. К., Ташбаева К. И. 1982. Глиняных дел мас­тера // По  следам    памятников   истории   и  культуры   Киргизстана. — Фрунзе, С. 41—48.

26. Литвинский Б. А. 1972.   Древние кочевники  «крыши мира».// Ы., 268 с.

27. Литвинский Б. А. 1978.    Орудия труда и утварь из могильни­ков Западной Ферганы. // М., 255 с.

28. Максимова А. Г. 1972.    Курганный могильник в урочище Кызыл-Кайнар//Поиски и раскопки в Казахстане:  Наука,    С. 123—138.

29. Максимова А. Г.  1975.  Узун-Булак и Шошкала — могильники усуньского    времени // Древности    Казахстана. — Алма-Ата:       Наука, С. 141—160.

30. Марсадолов Л. С. 1985. Хронология курганов Алтая (VIII—VI вв. до н. э.) // Автореферат, дисс… канд. ист. наук. Л. 16 с,

31. Мед вед екая И. Н. 1972. Некоторые вопросы хронологии бронзо­вых    наконечников     стрел    Средней    Азии   и   Казахстана //  СА,   3. С. 76—89.

32. Миклашевская Н. Н. 1959. Результаты палеоантропологических исследований в Киргизии // ТКАЭ. Т. 2. — М. С. 295—331.

33. Мокрынин В. П.  1982. Гробницы ранних кочевников // По  следам памятников истории и культуры Киргизстана.    Фрунзе:     Илим, С. 39—41.

34. Памятники культуры и искусства Киргизии.    Каталог   выставки // Л. 1983, 79 с.

35. Полторацкая В. Н.  1966. Памятники эпохи ранних кочевников в Туве // АСГЭ, 8 — Л. — С. 78—102.

36. Руденко С. И. 1960. Культура населения    Центрального Алтая в скифское время. // М. — Л., 361 с.