Историко-культурную близость народов обнаруживает, прежде всего, их устно-поэтическое творчество. Тюркские и финно-угорские народы тысячелетиями жили рядом, обменивались духовными богатствами, в том числе фольклором. Этим объясняется поразительное сходство, а иногда и детальное совпадение созданных ими мифов, легенд и преданий.
Наибольший интерес для исследования представляют мифы, легенды, предания древних тюрков и финно-угорских народов Сибири, Урала, Поволжья, Северного Кавказа. Некоторые из них, письменно зафиксированные еще в эпоху средневековья, продолжают бытовать и в наши дни, в особенности в Сибири. Здесь речь пойдет лишь о двух мифологических мотивах, отражающих контактно-генетические связи между древними мадьярами и тюрками гуннского происхождения.
1. МИФЫ ОБ ОЛЕНИХЕ-ПРОВОДНИЦЕ.
Олень — один из наиболее распространенных фольклорных персонажей, выступающих помощниками человека в устной традиции тюркских и финно-угорских народов. В этой функции чаще наблюдается олень-самка (олениха).
Гуннская версия мифа об оленихе. Гунны имели генетическую связь как с тюрко-монгольскими, так и с венгерскими народами, поэтому, очевидно, зафиксированный у них миф имеет параллель у всех этих этносов. Византийский историк VI в. Иордан приводит любопытный миф гуннов Запада. Древние гуннские охотники, говорит автор, преследуя дичь, дошли до болот Маеотиса (Азовское море). Вдруг заметили олениху, которая стала указывать им дорогу в болотистые топи. Она то шла, то стояла, следя за передвижением охотников, и, наконец, вывела их на сухой берег, о существовании которого они даже не подозревали, ибо считали эти болота непроходимыми. Противоположная сторона болот была местом обитания скифов. Как только гунны вступили на их земли, олениха исчезла [6. С. 11].
Эта легенда во многих деталях сохранилась у поздних огузов, в частности в сказании об их праотце Огуз-кагане, с топ только разницей, что войску Огуз-кагана вместо оленихи указывал путь серогривый волк (тотемное животное у тюрко-монголов). Это не удивительно, так как огузы не только имели генетическое родство с гуннами, но и повторяли их миграционный путь с востока на запад.
Миф гуннов в незначительно трансформированном виде сохранили их потомки кутургури и утургури. Первые занимали территорию между Тиссой и Дунаем, вторые — от места впадения Дона в Азовское море до Боспора Киммерийского. Их миф этиологичен: у киммерийского короля было два сына — Кутургур и Утургур. Однажды они выехали на охоту и встретили олениху. Гонясь за ней, они достигли берега моря. Вплавь они пересекли море, но, когда вышли на берег, олениха внезапно исчезла. На новых землях впоследствии расселились потомки двух братьев [6. С. 11].
Венгерская версия мифа об оленихе. Сюжет об оленихе-проводнице был распространен и среди венгров [мадьяров]. Однажды охотники отправились за добычей на болота Маеотиса. По пути им встретилась олениха, которую они стали преследовать, но вдруг она исчезла, и поиски оказались безуспешными. Охотники решили вернуться домой, но заблудились и остались в болотах, где жили пять лет. На шестой год они встретили женщин и детей, которые оказались членами семьи принца Белара (очевидно, имеются в виду булгары, потомки гуннов). Все мужчины в этой семье были убиты. Охотники привели встреченных в свое жилище. Среди женщин оказались две дочери аланского принца Дула, и двое охотников Hunor и Magor женились на них. Так возник мадьярский род [6. С. 11].
Как видно, венгерский миф в начальной своей части весьма близок к гуннскому. Совпадает и финал обеих версий. В самом деле, аланы венгерского мифа — это скифы, о которых говорится в гуннском мифе. В обеих версиях действие происходит на берегу Маеотиса. Мотив болот в венгерской версии также имеет параллель в этимологическом мифе древних тюрков: враги истребили всех, остался в живых один девятилетний мальчик, которого бросили в болото. От него и волчицы пошел род [7. С. 23]. Мотив болота как места обитания восходит к исторической реалии. А.Н. Бернштам, говоря о союзе гунно-аварских племен с остатками кушанского союза в Средней Азии, заключает: «Естественно, что в коалиции имели место и новые явления в социально-экономическом строе — большая, например, оседлость, связанная с распадением древних форм кочевого быта. В этом свете следует отметить плодотворную гипотезу С.П. Толстова о том, что в серии «болотных городищ» нижней Сырдарьи и Приаралья имеются гунно-эфталитские поселения, впоследствии города гузов» [8. С. 191]. Эта археологическая находки в какой-то степени дает право объяснить сохранившиеся мотивы «жительства на болотах» в мифах гуннов, тюрков и венгров.
В мотиве о семье Билара венгерский миф сохранил, очевидно, память о генетических связях мадьяров с другой ветвью гуннов — булгарами, в соседстве с которыми жили венгры до переселения на Запад. Однако в этом случае миф отмечает лишь контакты между булгарами и оногурами-мадьярами. Правомерно заключить, на наш взгляд, что в мифе отразились «исторические» факты. Оногуры и мадьяры на Северном Кавказе, по-видимому, брали булгарских женщин в наложницы, и впоследствии образовался особый клан.
В отношении двух имен Hunor и Magor можно предположить, что первое означало мифического прародителя, а второе непосредственно связано с мадьярами которые в VIII в., живя в соседстве с ираноязычными аланами, в какой-то степени смешалась с ними. Эта гипотеза подкрепляется этимологическим мифом венгров. Жил гигант по имени Menroth, у которого было несколько жен и много детей. Два его сына Hunor и Magor жили в Иране (Персии). Ростом и цветом кожи они были похожи на гуннов, но в речи их были различия.
Имеется еще один вариант этого мифа: бассейн реки был захвачен военачальником Morout. После его смерти власть перешла к его потомку Menumorout. Так его называли венгры (мадьяры) потому, что у него было много жен. Страна, которой он правил, называлась Хазар [6. С. 10].
Первый миф трудно поддается толкованию. Сам образ гиганта, у которого был гарем, совершенно необычен даже в иранской мифологии, притом гигант здесь не отрицательный персонаж, демон, а глава рода. Уместно отметить, что в иранской мифологии дивы (гиганты) также имели семьи, причем дивы — это аборигены, земли которых впоследствии заняли пришельцы-арийцы. Большая часть Кавказа, где жили гунны и мадьяры, о которых говорится в венгерском мифе, в раннем средневековье входила в состав Ирана (в мифе – Персии). В иранской мифологии часто говорится о гуннах (хийаоны «Авесты», хиюн «Шах-наме» и др.) и столкновениях с ними иранцев. Большой интерес представляет имя Menrout в венгерской легенде. В иранском мифе о саках (скифах) и сакских богатырях див по имени Menheras возглавляет борьбу против Рустама. Тот факт, что в обеих версиях (иранской и венгерской) действие происходит в Иране, явно свидетельствует об их взаимосвязанности.
Второй венгерский миф более четко определяет «происхождение» тюрко-хазаров. Специалисты по истории Венгрии [6] слово Menumorout выводят из тотемного значения. Так, первый слог «men» жеребец, последний слог «rout» означает «принц» — по-венгерски «ur», по-остякски (по-хантыйски «urt»), но в самом мифе нет прямого указания на происхождение рода от жеребца.
Из сказанного следует, что венгерский миф об оленихе непосредственно восходит к гуннскому мифу. Это не означает, однако, что предки венгров и мадьяров заимствовали его, тем более если учесть генетическую общность, существующую между гуннами и протовенграми.
Олень считается тотемным животным у финно-угорских племен. У вогулов (манси) Сибири (наиболее близких генетически к венграм) сказочный герой Тунк Пах вечно парил над землей. В полнолуние он полнел и старел и, наоборот, в новолуние худел и молодел [9]. Однажды он заметил шестиногую олениху и стал догонять ее, но не смог поймать, а лишь перебил ей две ноги, и олениха осталась на четырех ногах. Гоняясь по небу за оленихой, Тунк Пах оставлял следы своими лыжами, вогулы (манси) назвали их Млечным Путем. По этому пути начали летать дикие селезни — семь братьев. По представлениям вогулов, у бога Нуми Торема было семь сыновей, и поэтому некоторые считают, что семь селезней-братьев и есть семь сыновей бога [6. С. 5].
Как видно, в этом мифе образ оленихи и ее функция выражены нечетко. Думается, это свидетельство поздней деформации. Аналогичный характер носит еще один миф вогулов, также связанный с образом оленихи. Два брата-богатыря жили в лесу. Однажды они отправились на охоту и встретили олениху. Один из братьев, умевший летать, выстрелил в нее, но из-за этого не стал главой рода и остался на небе. Предводителем вогулов стал другой брат, живший на земле.
Третий миф вогулов об» оленихе в какой-то степени сохранил первоначальное содержание, сильно деформированное в двух предыдущих мифах. Два брата жили в лесу. Один из них парил над землей, а другой умел только убивать и потому чувствовал себя одиноким. Однажды он поймал бога ветра и убил его, но без ветра нельзя было охотиться, и братья стали голодать. Одному из них приснился сон о том, что большой олень предупреждает олениху о скорой ее гибели от руки одного из братьев. Младший брат, который умел летать, поднялся в небо и на краю света, где сходились небо и земля, нашел олениху и убил ее. У нее было семеро детей. Считают, что олениха и есть вогульское верховное божество Нуми-Торема, имевшее семь сыновей.
Из мифа вогулов очевидно, что финно-угорские племена, в том числе протовенгры, до контактов с тюрками гуннского происхождения имели свои мифы об олене-тотеме. Аналогичный миф имели и гуннские племена. Олень и поныне является почитаемым животным у некоторых тюркских народов, например, у киргизов (см.: Ч. Айтматов. Белый пароход). Что касается протовенгров, то, войдя в контакт с гуннами, они не только смешались с ними, но и заимствовали некоторые мифотворческие мотивы, привнеся их в свои исконные верования и представления. В пользу этого положения говорит и еще один мотив фольклора двух этносов.
МОТИВ О ЧУДЕСНОМ ЗАЧАТИИ
широко представлен в мировом фольклорном процессе. Тюрко-монгольская его версия сильно перекликается с венгерской. Рассмотрим их в сопоставительном плане.
Башкирская версия этого этиологического мифа имеет большое значение для нашей темы, поскольку в этногенезе башкир немалое место отводится финно-угорским племенам [2; 11; 3]. «В очень давние времена в некоем городе Макине у Белого моря (имеется в виду Аральское море) жил хан, у которого была красавица дочь Кулямялик-Курклык. Отец спрятал ее от посторонних глаз в темнице, где она забеременела от солнечных лучей. Тогда рассерженный хан посадил ее в серебряную лодку, которая затерялась в Аральском море. Лодку увидели деды бурзян и тангауров и еще с берега поделили между собой добычу: лодка достанется бурзянскому батыру, а то, что в лодке, — тангаурскому. Выловив лодку, батыры увидели в ней ханскую дочь. Батыр тангауров женился на красавице, и от них пошло племя тангауров» [3. С. 126]
Аналогичный сюжет записал В.В. Радлов у киргизов. Этот миф связан с рождением Чингиза. У хана Алтын-Беля родилась дочка, пре красная, как луна, прелестная, как солнце. Он приказал не показывать ее людям, запер ее в подземелье со старухой-прислужницей. Девочка выросла и однажды спросила старуху, куда она уходит. Та ответила ей, что есть белый свет, где живут ее отец и мать. Девушка попросила взять ее с собой, обещав старухе никому об этом не говорить. Но, когда она вышла на свет, она потеряла сознание и зачала. Хан приказал убить дочь, но ханша велела соорудить золотой ящик, посадила туда дочь и пустила в море. Дамгагул Сакур и Токгогул-Мерген (охотник) увидели плавающий в море ящик. Мерген привязал к стреле шелковую веревку, выстрелил в ящик и вытащил его на берег. Из ящика вышла девица красивее полной луны. Мужчины упали в обморок, пораженные ее красотой. Токтогул-Мерген взял ее себе в жены, она родила сына, которого назвали Шингис [12. С. 131].
МОНГОЛЬСКАЯ ВЕРСИЯ этого мифа более сжата, но в основных сюжетных линиях повторяет две предыдущие: город Малта на Белом море, правитель Алтын-хан, ханша Карлавуч, необычайной красоты девочка Алмалык, каменный дворец, куда спрятали ее от солнца и луны, а с ней рядом Орду-хан, ее дядя по матери. Девушка задает вопрос: «Есть ли другой мир, кроме этого дворца?». Ответ дяди: «Есть, там светят луна и солнце». Чудесное зачатие от солнечного луча. Лодка, куда посадили девушку и пустили в море [13. С. 107].
В этом мифе интересно имя девушки — Алмалык, созвучно с именем дочери константинопольского императора в венгерском мифе, где как и в предыдущих, отец прячет от света на острове свою новорожденную дочь Аллемали (ср. Алмалык) и пятнадцать девушек. К острову запрещено приближаться под страхом смерти. Аллемали вырастает в одиночестве. Луч солнца проник к ней через окно, и она зачала (ср. с монгольской версией). Узнав об этом, отец посадил девушку и ее свиту на корабль (в монгольской и башкирской версиях лодка) и пустил в открытое море. Ветер направил корабль к берегам Кавказа, где жили мадьяры. Лишь отдельные детали — названия Константинополь, император, а также необитаемый остров, свита — отличают эту версию от предыдущих. Вероятно, это связано с поздней модификацией. Основной сюжет остается неизменным, связан с восточными версиями, особенно с киргизской, и имеет продолжение. Молодой вождь мадьяров был на охоте (ср. с киргизскими охотниками), увидев судно, он пустил стрелу, к которой была привязана шелковая веревка (только у киргизов). Совпадают и дальнейшие события. Освобожденная Аллемали рожает сына Солнца (то же в монгольской версии), выходит замуж за мадьярского принца и рожает еще одного сына. Став взрослыми, молодые люди ненавидят друг друга, и после смерти отца между ними начинается раздор.
Эту версию приводит А.Н. Веселовский, считавший, что ее занес на Кавказ и связал с мадьярами тюркоязычный народ Кавказа — карачаевцы. На наш взгляд, более вероятно, что мадьяры, как и башкиры, киргизы, монголы, сохранили в памяти древнюю версию этого мифа, зафиксированную китайцами и переведенную впоследствии на русский язык Н.Я. Бичуриным (Иакинфом). Она называет его гуннским мифом «У хуннского шаньюя родились две дочери чрезвычайной красоты. Вельможи считали их богинями. Шаньюй сказал: „Можно ли мне таких дочерей выдавать за людей?». Итак, на севере от столицы в необитаемом месте (ср. с необитаемым островом венгерской версии) построил высокий терем и, поместив там своих дочерей, сказал: «Молю небо принять их». По прошествии трех лет мать пожелала взять их. Шаньюй сказал: «Невозможно, еще не пришло время». Через год после сего один старый волк стал денно и нощно стеречь терем, производя вой, почему вырыл себе нору под теремом и не выходил из нее. Меньшая дочь сказала: «Наш отец поместил нас здесь, желая представить небу, а ныне пришел волк; может быть, его прибытие имеет счастливое предзнаменование». Она только хотела сойти к нему, как старшая сестра в чрезвычайном испуге сказала: «Это животное, не осрамляй родителей». Меньшая сестра не послушала ее, сошла к волку, вышла замуж и родила сына. Потомство от них разумножилось, и составилось государство» [14. С. 241
].
В этом мифе к лучу солнца прибавился еще волк, который как тотемное животное почитается тюрками и монголами. Культ волка был и у западных гуннов. Так, в «Эдде» рассказывается о том, как Атли (Атилла), чтобы убрать со своего пути зятя Гуннара (может быть, это связано с гуннами. Ср. тюрк, гунн+эр) и овладеть его богатством, пм гласил его к себе. Жена Атли Гудрун почувствовала замысел своего мужа и, чтобы спасти брата, послала ему перстень, покрытый волчьей шерстью. Это должно было послужить сигналом об опасности. Думается, в данном случае «волчья шерсть» как аллегория могла попасть в сагу благодаря контакту европейцев с гуннами, тем более что в упомянутой саге есть еще один мотив, восходящий к центрально-азиатским реалиям, но позднее перенесенный на Запад. Еще Геродот отмечал, что скифы (впоследствии гунны) из черепа убитого врага пили кровь или вино. В исландской саге жена Атиллы, мстя мужу за убийство брата, убивает двух сыновей Атиллы и из их черепов пьет вино.
В этом сообщении нашли отражение лишь отдельные штрихи огромной и очень важной проблемы фольклорного наследия тюрков и венгров (в более широком плане — финно-угорских народов). Дальнейшее углубление исследований, думается, приведет к более ценным выводам о взаимосвязях фольклора и в целом — культуры этих народов.
