Крусановские тексты читать — удовольствие. Потому что язык чёткий приятный, гармоничный и органичный. Из классической русской литературы. Такой ни с чем не спутаешь. Читаешь и читаешь. Есть литературные новоделы, изобилующие иноязами, слэнгом, журналискими ходами-выходами. Или смены стиля, как у Сорокина: то нам покажут Гиляровского, потом постпанк. Крусановский стиль спокойный, уверенный и чистый. Едем по нему, как на санках по чистому снегу.
Пишет Павел Васильевич в рассказах «Царь головы» о вещах для русской литературы привычных: о мертвецах, о зверолюдях, о паранормальных состояниях. От Гоголя до Мамлеева — это русское любимое занятие (в прямом смысле) — перемывать покойникам кости. Но у Крусанова важное отличие. Он смотрит на окрестный пандемониум спокойно и по-доброму, как судья, как на своих детей.
«Южинские писатели» бесконечно нагоняют жути, без истерик и без рваных жестюэлей, беготни, достоевщины шагу не ступят. Всюду у них Кибела, Дионис, Шатуны, рваные раны от сбрендивших от соседства с ними домашних животных…
Крусанов не так: он к своим психам, гипнотизёрам, «настройщикам головы» относится флегматично и вдумчиво, как доктор. Как врачеватель душ. И образ врача в его рассказах особый, совсем непохожий на привычного нам измученного районного эскулапа.
Этот доктор из начала начал современной медицины. Экспериментатор неизведанных пространств, народов и стихий. Ведь давно известно, что Михаил Булгаков и Корней Чуковский вдохновлялись одним и тем же доктором-номадом, врачом-богоискателем. Звали его Давид Ливингстон — этнолог и путешественник, непримиримый борец с рабством. Лечивший людей и зверей в сказочной Африке. Его книги повлияли немного ни мало на отмену рабства в России и США.
Доктор-этнограф, внимательно разглядывающий мир со стороны, будто бы из неизвестного четвёртого измерения. Как таинственный «узорник» собирает он из людских судеб, ложных идентичностей, комплексов и психозов невиданное миром Творение.
Он вселяет человеческий дух в белок, милых Крусанову жуков и ворон.
И твари смотрят умными глазами на двуногих пожирающих в кафешках котлеты по-киевски.
Для чего? Чтобы осознать, чтобы понять, чтобы реализовать замысел Творца…
Чучельник-маньяк из рассказа «Волосатая сутра», превращающий студентов в крокодилов и обезьян словно бы списан из волшебного мира Гауфа. Но Гауф ведь тоже взялся не из безвоздушного пространства.
Согласно изначальному скифскому мировоззрению – звери – это боги, земное проявление небесного. Азбука и прозрения скифского «звериного стиля» есть прикосновение к Божественному через Звериное.
Крусанов нарисовал нам очень древних жрецов-наладчиков, врачей-этнографов, возвращающих падших людей к изначальному священному тотему. Время этих жрецов видимо подошло.
Крусанов приоткрыл замысел, намекнул «как всё будет делаться».
В новое скифское время Царей Головы…
Павел Зарифуллин
