Скифский коммунизм

Свои среди чужих. Чужие среди своих.

Кто такие скифские коммунисты? Это всё знакомые нам с детства люди. Обратитесь к любой русской сказке. Поворошите среди Иных и Странных персонажей. Ткните пальцем в Солнечного Героя. И вот он — Скифский коммунист. Стоит и улыбается. Как чекист Шилов в истерне Никиты Михалкова. Миф включается (в сценарии и в мозгах зрителя) незамедлительно. У большевика Шилова оказывается Там (у белых в капиталистическом царстве врагов) есть брат. Миф о братьях. Ах, какая тема! Братья есть у всех легендарных персонажей. Брат есть даже у Кощея. А у Бабы-Яги — многочисленные сёстры. Шилов единственный из чекистов может «ходить к Чужим». Ведь у него Там — брат. Шилов отправляется Туда за революционным золотом. И становится Там (на Том Свете) — Своим.
Но и Здесь «у хороших» должен быть зеркальный персонаж, антигерой, анти-Шилов. Обычно они выдают себя, как двойники в речном отражении. Конечно-же Дубль, анти-Шилов — левша! Левшу разоблачают и расстреливают. А Шилов тем самым обретает целостность и… брата среди Чужих. Он тащит словно из Царства Мёртвых чемоданы с «рыжевьём» и раненного поручика Лемке.

korol_i_shut_kish_svoj_sredi_chuzhih

Тащит отчаянно, так что зрителям становится «всё ясно». «Это его брат, наверное, потом окажется. Который у белых был». Так уверенно говорила моя бабушка, посмотрев кино по телевизору. Наши бабушки — они ведь знают всё. Брат так брат. (1)
«Брат-Лемке» ведь тоже странный малый и странный белый. При всех возможностях он никак не может выбраться за кордон, окончательно покинуть Родину. Он завис между мирами, как герой Николая Гумилёва:

И понял, что я заблудился навеки

В слепых переходах пространств и времен,

А где-то струятся родимые реки,

К которым мне путь навсегда запрещен.

Животный ужас

Недавно мы были в Грузии и всё нас в Грузии безмерно радовало. Это сациви, цыплёнок табака, вина из подземных горшков квери, в них можно утопить любую печаль. Какая тема в ресторане! «Чачи сейчас нет, но я сию минуту, зайду домой и с полки принесу…»

пиросмани-грузинский рай

И бесконечные уверения, что чачу надо пить немедленно, как подадут хинкали…
Люди, хоть и не с картин Пиросмани, но спирит, дух Пиросмани убежал из-под лестницы, где художник томился. И спирит сей по-прежнему господствует над обильной и сытой нашей Джорджией.
Но вот приносят хачапури размером со стол, растекающийся сыром будто солнечным жиром, и не есть его невозможно, хоть ты слона погодя слопал. И сверху стоит пятисотлетний платан, а сбоку вершины чуть-чуть припорошены снегом или солью…
Наступает для русского человека конец-делу-венец, то бишь ощущение счастья, молочных рек и кисельных берегов. Не далёкое, трансцендентное, но понятое, гастрономическое, на уровне живота явленное!
И в самоей середе довольства бьёт холодная дрожь, острое недоумение. Просыпается, то, что писатели с уклоном в психоаналитику именуют «национальный комплекс». Над сознанием парит странная идея об аморальности, неприглядности страстной пищевой да винной радости, чувство осуждения самого себя и мира.
Думаю, что необычное чувство тоски в юдоли «олл-инклюзива» приходило не только мне, полагаю, что оно знакомо многим из наших северных, нечернозёмных и малоурожайных широт.
Чувство совестливости и брезгливости от сытости, от изобилия, от бесконечного праздника.
Эти размышления абсолютно иррациональны, ведь по логике вещей или представления о мире советского и пост-советского человека грузины, или турки, или итальянцы презентуют в своей туристической отрасли «полный коммунизм», «рог изобилия» из Эльдорадо, когда скатерть самобранка, и «двое из ларца» потчуют всеми видами мяса, рыбы, раков, птицы и напитков до изнеможения. Так выглядит рай на картинах эпохи Возрождения, так цветасто и роскошно говорит о себе самоя Античность.
Но я начал рефлексировать. Я нарисовал контуры собственного Парадиза, Адамова царства. Раз уж грузинские «сады царицы Тамары» «не пошли».

рай

Pairidaeza

Долго свой собственный Рай вынимать из памяти не пришлось. Я просто вспомнил, где мне было бесконечно хорошо. Там тоже бегут быстрые ледяные реки и горы — всё те же, с побитыми ангельским пухом шапками. Там столько красок и соцветий в нездешних хребтах, что кажется, будто ты давно умер и пора начать уже помогать другим людям! С волшебных уранических вершин, из духовных серафимических цветников.
Семиотик Ролан Барт в «Цветочном досье» заметил, что цветы это — роскошь, дар, потлач, привелегия Господина. Цветы ассоциируются с мифом о рае. Собственно Рай воспринимается именно, как Парадиз: Hoi paradeisoi, авестийское (иранское): pairidaeza: удивительные сады восточных богов.
В моём Парадизе бегают отборные стада коричневых кабанов, полудиких-полудомашних, будто в Гиперборее или Стране Варахи (Королевстве Золотого Кабана). В Варахии встречаются бородатые мужчины с автоматами и немедленно начинают рычать, как медведи, так они предлагают друг другу вёдра мяса и канистры вина.
О, да! Рай лежал рядом. В Южной Осетии. В нём неприбранно, полуразрушенно, дико, но по-своему сытно. От тепла дружеского костра, от обилия света восходящего солнца, радостного как утро ребёнка.
Т. е. существует особое представление о Рае и Изобилии. Рискну назвать его русским или скифским Раем, нашим pairidaeza. Он далёк от «всё включено» и неустроен, опасен, пуст и часто непригляден. Но наполнен скрежетом вращающихся небес, яркими вспышками в сердце хрустально-платиновой звезды. Райский «скифский коммунизм» знаком каждому из нас. Он похож одновременно на искристые сугробы Чевенгура, вспаханные его обитателями, где светило работает, пока жители сторожат укреперайон от белоказаков. «Скифский коммунизм» прорезался в развалинах донецкого аэропорта, где «киборгов» сменило «Сомали». В Раю вкушают консервы с ножа, небриты и немыты, читают друг дружке истории в полутьме, а снежинки кружатся над развалинами, искрятся алмазными стрелами, гранями иных измерений.

Скифская война

В нас живёт давняя тяга к развалинам, к нагим и заброшенным местам и странная боязнь, опаска богатства, чрезмерного угощения, нарочитой роскоши. Роскошь принято скрывать, тырить. (2) Потому что: «придут и отберут». Барин, продразвёрстка, немцы, неолибералы…

Фото Somebody Bo

Потому парадоксы и психотравмы наших людей. Когда богатей круглые сутки зашибает деньгу, а потом берёт и сжигает накопленное. «Ради любви», как в фильме Кончаловского «Курочка Ряба». Или «Чертогон» Лескова. Сначала купцы считают копеечку целый год, а потом идут бить венецианские стёкла в ресторане, всё просаживая.
Можно припомнить теорию «потлача», священной жертвы философа Батая, можно ещё много чего. Но от фактов не отвертишься. Соотечественники воспринимают много сладостей на столе, как подвох, а богатство как зло, а буржуи у нас — непременно враги.
Писатель Крусанов рассказывал о псковских скобарях, не строящих печей на фундаменте. Потому что зачем? (3) У каждого поколения дома сжигали по очереди беляки, комиссары и фашисты.
Красная армия безропотно оставляет тьму территорий и половину населения, бежит к Москве и Сталинграду. Армия Кутузова без зазрения совести сдаёт Москву неприятелю — свою тысячелетнюю столицу с накопленными там супербогатствами. А вслед за армией население бросает трудом нажитое и уходит в степи, в леса и в пустыни. И одинокий Наполеон визжит в городе-призраке: «Это — скифы! Скифы!»
Да нас узнали. Наши манеры родом из тактики «скифской войны». Бросить всё и уйти, куда глаза глядят. От персов, от барина, от царя и митрополита. А потом развернуться — Там — за окоёмом — преобразиться Иваном-Царевичем! И трахнуть-тарарахнуть шахиншаха Дария, фашистов, крепостников, буржуев и предателей всех мастей. Вот она Русская правда и скифская политическая программа.

Магическое бегство

Но за «скифской войной», за первыми русскими коммунистами-безденежниками из старообрядческого согласа бегунов скрывается глава волшебной сказки. Описанная легендарным морфологом Владимиром Проппом.
По Проппу «скифская война» и «скитание» (слово «скитаться» тоже от «скифы») именуются «магическим бегством». Герои бегут из Тридевятого Царства или из дворца Водяного или из избы колдуна. А по дороге они избавляются от предметов роскоши, разного «рыжевья», ложечек, присвоенных в Тридесятом Государстве. Бросишь золотую щепочку — и на тебе бесконечный лес из осенних сарых лиственниц. Швырнёшь за спину зеркало-планшет с самоцветными каменьями — и раскинулось озеро с Байкал размером. Преследователи, кащеи и потусторонние короли путаются, сбиваются с пути.

марьяморевна

В русской сказке достаточно бросить предмет, в американских индейских мифах в этих случаях иногда поют песнь и отбивают такт. Эти материалы заставляют предположить, что мотив бросания гребешка или зеркальца возник именно как миф об устроителе мира.
Наши люди на бегу — ещё и вселенные творят!
Персонажи сказки торопятся из настоящего Рая, где еды видимо-невидимо, работать не надо — только рог для вина подставляй. Они улепётывают от мещанского счастья. Мчатся со всех конских ног в скифскую пустыню, где явно ни теремов хрустальных, ни палат мраморных, ни мёда-пива в водопроводе.

Побег от Смерти-«всё-включено»

Но давайте задумаемся: почему Маша, Алёнушка и Иванушка бегут от сладости неземной?
Пропп пишет о причинах весьма ясно:
Мы уже знаем, что герой проникает в «иное царство». Это государство мы узнали как Царство Мёртвых. Туда он попадает как живой, как похититель и нарушитель, вызывая гнев и погоню хозяев этой страны.
Тридевятое Царство — это пространство умерших, тайные города покойников, духов, зверолюдей. В определённый момент герой обнаруживает себя в центре субстанции смерти, «на кончике кащеевой иглы» и не выдерживает наш человек. Прыгает на птицу-помощника, конька-горбунка, белую печку и — дёру!
Обратно — в избы пятистенные, развалины родимые, к щам, да каше!
Бежит от бесконечного довольства — в котором смерть.
В скифскую пустыню — в коей, согласно логике сказки — ЖИЗНЬ!
От «коммунизма обилия» к скифскому военному коммунизму.
К стихам Владимира Маяковского:

От боя к труду —

от труда до атак, —

в голоде, в холоде и наготе

держали взятое,

да так,

что кровь выступала

из-под ногтей.

А что это? Что «это», «взятое»?

Внутренний Свет

Это — священный огонь, пробуждённый, выуженный у старухи смерти, в столице самой дальней Индии, в глубинах неопознанных Америк. Потенция новой жизни. Чемодан товарища Шилова.
Краденные вилки и ножи, столовое серебро Царства Марии Моревны легко выбрасываются. И возникают реки. Торты и хрустальные колодцы с аметистовым ковшиком обходятся стороной — явно в них живут заговорённые Моревной змеи.
А золотой пламень — подлинный огонь пещерного коммунизма, воспетого Энгельсом, не отдаётся!

гессерхан

О, горний огонь, дороже всех пожаров мира дольнего!
Братский костёр, портал во времена первобытного коммунизма кроманьонских охотников. Владимир Пропп чётко фиксирует эпоху его утраты:
«Замена награждения или одаривания похищением показывает, что собственнические отношения вступили в противоречие с первоначальным коммунизмом, с отсутствием собственности. Герой отнимает собственность у ее владельца, потустороннего существа, впоследствии — бога, и приносит её людям».
Изначально пространство сверхнаполненной жизни простиралось повсюду. Но потом, что-то произошло. Огнь неугасимый остался По-ту-сторону, за кордонами эксплуатации и Капитала.
Но отказавшись от «всё включено» человек получает прививку от смерти. Отрекаясь от Рая земного обретают Царствие Небесное.
На глазах «олл инклюзив» подходит к концу. Всё что смогли мы на Западе (в Царстве Мёртвых) забрали.

Емшан-трава

Русская летопись упоминает о половецком хане Атраке, ушедшем служить в Грузию. Там хан прославился, разбогател и проводил время в дружеских бесконечных пирах. (4) Обрёл «молочные реки и кисельные берега». Чтобы его вернуть домой в Великую Степь половцы использовали особую «цветочную магию». Они прислали волшебную Емшан-траву.

Cossacks-in-step

Мертвецы не видят цвета мира, они слепы и бесконечно наблюдают лишь потоки ахроматических красок или блики дальнего (того) света.
Возможность различать цвета, читать «цветочное досье» — удел ЖИВЫХ.

И взял пучок травы степной

Тогда певец, и подал хану —

И смотрит хан — и, сам не свой,

Как бы почуя в сердце рану,

За грудь схватился…
Все глядят:

Он — грозный хан, что ж это значит?

Он, пред которым все дрожат,-

Пучок травы целуя, плачет!

(Аполлон Майков)

Емшан-трава, волшебная скифская полынь забрала нас домой, в цветомузыку Степи, вон из империи сытой смерти. А хан вскочил на коня и помчался на север! Полынь рассыпается в ладони словно чудесный порошок на биллионы молекул, оставляя резкий сладковатый пепельный привкус. Жизнь возвращается через дыхание, через острую щемящую память о доме, о детстве, о любви и милой отчизне !

Заповедь Анахарсиса

Две с половиной тысячи лет как в Элладу прибыл с территории современной России скифский пророк Анахарсис и вступил с местными философами в острую полемику.

Греки смеялись над скифами: «У вас нет даже домов, одни кибитки; как же можешь ты тогда судить о порядке в доме, а тем более — в государстве?» Анахарсис отвечал: «Разве дом — это стены? Дом — это люди».

Попробуем объяснить, что имел в виду пророк кочевников.
Внутренний свет в человеке — это конкретная субстанция, презентующая в нашей юдоли иные световые измерения.
Где-то она пересекается с материальным миром людей.
Но по своей природе почти никак не связана с актуальным миром, в коем живут актуальные же люди.
Субстанция святого духа существует по своей собственной логике.
И, как известно — «дышит где хощет»…
И люди, обладающие «Светом-внутри» могут жить в аду, в ГУЛАГе, в капиталистической России, да где угодно.
Они Ада просто не видят, не замечают.
Они мирам плотным и толстым никак не сопричастны.
Они видят внутренний свет.
И черпают в нём силы.

Человечество — это абсолютно тяжелая низковибрационная субстанция.
И огромная тяжесть у популяции людей внутри.
Человечество, разорвав сборку с биосферой и космосом, стало оплотом своей внутренней невероятной тяжести, машиной по изготовлению низких вибраций.
В плену у мертвецких городов.
Но внутренний свет в людях он никак не связан с этой машиной.
Поэтому свет, если он есть — ищет синхронию со звездами, реками, тотемами а, не с человеческими институтами, с домами и государствами.
Усиление низкой вибрации скатывает человечество в блин.
Человечество давно в аду и спускается все ниже.
А люди света живут вне тщеты, в своем времени света.
Да они тоже страдают сталкиваясь с фабрикой смерти.
Но за счет сборки с внутренним светом они сохраняются.
Как надежда на другое альтернативное человечество.

ab87ac4c1876

Анахарсис говорил:
Разве Дом это стены? Дом — это человек.
Мы, скифы, носим всё с собой.
Наш внутренний свет, цветик-семицветик, духовную молнию.
И в таком формате и правда ничего лишнего не надо.
Достаточно просто быть.
Под небом скифского коммунизма.
В полях емшан-травы.

Под серыми низкими облаками белая степь. В щелях туч прыгают голубые ручьи. Стремительные впадают в небесные бирюзовые озёра. Они посылают земным ливни света. Оттуда приходят наши маленькие принцы. Государи эфирных садов медовой пустыни.
Вот и нам пришёл срок возвращаться в Русскую Степь. С пламенем скифского коммунизма, со счастливой звездой за пазухой.

Павел Зарифуллин

(1) Догадку бабушки автор подтвердил, ознакомившись с подробностями съёмки легендарного фильма. Оказывается Богатырёв (Шилов) категорически отказывался бить в ухо Кайдановского (Лемке), как было положено по сценарию. «Он мне, как брат», — переживал артист.
(2) По одной из версий словцо «тырить» от скифского «тара» — «мгла». Слово сохранилось в осетинском языке.
(3) Крусанов П. «Скобари и война на границе суперэтноса»
(4) Аллюзия на «Потусторонние пиры» Валгаллы и князя Владимира.

.

Submit your comment

Please enter your name

Your name is required

Please enter a valid email address

An email address is required

Please enter your message


Движение Новые Скифы © 2024 All Rights Reserved

Проект Новые Скифы

Designed by WPSHOWER

Powered by WordPress